Шаповал Ирина Анатольевна
Шрифт:
В современном обществе одной из первых жертв пересмотра ценностей становятся именно отношения с близкими: они все чаще рассматриваются как средство получения удовольствия от уже готового к употреблению продукта – как то, что следует потреблять, а не производить [2].Такие отношения не могут обеспечить поддержки друг друга, облегчить взаимное приспособление при необходимости, позволить компромиссы и жертвы во имя их сохранения. Почти половина современных россиян определяет типичной для себя рационально-разумную любовь: поступки и действия продиктованы не чувствами, а разумом, стоящим на страже личных интересов и не допускающим ситуации, когда кто-то Другой может стать больше и значительнее, чем «Я сам, любимый» [38]. Такие люди не столько хотят испытать любовь, сколько ее внушить. Понятие самопожертвования в любви им чуждо: они ценят в Другом возможность доверять ему, положиться на него, но сами не хотят поступаться или жертвовать чем-то важным ради этого Другого – собственное умение любить оценивается выше. Таким образом, ставка делается на потребительскую любовь: «чтобы мне», «чтобы для и ради меня», «получать, а не отдавать».
Ошибочность нашей интенции на привязанность заключается в том, что мы обращаемся к другим и с другими так, как будто они такие же, как мы, и ждем от них, что они будут вести себя с нами так, как нам этого хотелось бы: «Должен же он понимать (чувствовать, видеть и т. д.)!». При этом мы не хотим признать, что жить привязанностью – означает жить под угрозой стать ненужным со своими заботами («Не надо обо мне так свирепо заботиться», – говорит героиня одного фильма), укорами в неблагодарности и ее переживаниями.
1.3. СОЗАВИСИМОСТЬ
Смысл и достоинство любви как чувства состоит в том, что она заставляет нас действительно всем нашим существом признать за другим то безусловное центральное значение, которое, в силу эгоизма, мы ощущаем только в самих себе. Любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое, как перестановка самого центра нашей личной жизни.
B.C. СоловьевЭтимология термина «созависимость», co-dependence (иногда переводившегося как «взаимозависимость») восходит к специфике взаимоотношений наркотически или алкогольно зависимого человека и членов его семьи: это наличие комплекса характерных свойств у многих членов таких семей (T.L. Cermak); неадекватное и проблемное поведение, возникающее у людей, живущих, работающих или иным образом связанных с зависимым (Ch.L. Whitfield); подыгрывающая деятельность духовно или кровно близкого к наркоману человека по обеспечению процесса наркотизации тем понимаемым в широком смысле наркотиком, от которого он находится в зависимости (А.Ю. Акопов). Более широкая трактовка созависимости близка к термину Ф. Перлза confluence – «слияние», «течение вместе», определяющему ряд различных психологических трудностей и невротических механизмов. Помимо этого, созависимость интерпретируется следующим образом:
• специфическое состояние сильной поглощенности, озабоченности и крайней зависимости (эмоциональной, социальной, иногда и физической) от другого человека (Sh. Wegscheider-Cruse);
• болезненная привязанность к отношениям с кем-либо и к проблемам, порождаемым этими отношениями (R. Lerner);
• попытка воссоздать отношения родителя и ребенка во всех других значимых для созависимой личности отношениях (C. Clements, B. Bofenkemp), о которых уже упоминалось в связи с незащищенными привязанностями;
• жертвенно-альтруистическое поведение, разновидность духовно-морального мазохизма, социальная функция, роль (А.Ю. Акопов).
Созависимость в виде стереотипов поведения и чувствования в цивилизационном процессе культурной традиции, особенно российской, принималась и утверждалась обществом в качестве идеала, пропагандировалась искусством и литературой. Всякое посягательство на эти стереотипы воспринимаются как сознательный бунт – бунт Анны Карениной у Толстого, Катерины у Островского и многих других персонажей. С другой стороны, истории Ромео и Джульетты, Сольвейг, юного Вертера интерпретируются как истории великой любви, а не явной патологии отношений.
Элоиза в первом письме Абеляру.
«О, если бы, мой дорогой, твоя привязанность ко мне была не столь уверенна, ты больше бы заботился обо мне! А ныне, чем более ты уверен во мне, в результате моих стараний, тем больше я вынуждена терпеть твое ко мне невнимание. Умоляю тебя, вспомни, что я для тебя сделала, и подумай о том, чем ты мне обязан. Пока я наслаждалась с тобой плотской страстью, многим было неясно, почему я так поступаю: по любви ли к тебе или ради чувственности. Ныне же конец являет, что побуждало меня в начале. Ведь я отреклась совершенно от всех удовольствий, лишь бы повиноваться твоей воле. Я не сохранила ничего, кроме желания быть теперь целиком твоей. Подумай же о том, насколько ты несправедлив, когда того, чья заслуга пред тобою больше, ты вознаграждаешь меньше и даже вообще ничего не даешь, хотя от тебя требуется весьма малое и то, что выполнить тебе очень легко».
Абеляр Пьер. История моих бедствий [Цит. по: 25]Степени выраженности аддикций отражают их сущностную иерархию [14].Зависимость как пристрастие и страсть определяется ощущением «нравится» и берет верх даже над неприятностями и осуждением окружающих. Сомнения преодолеваются потребностью опять «этим» наслаждаться, «это» чувствовать, – все остальное отодвигается на второй план. Активность, реализующая такое поведение, характеризуется понятием «устремление», в котором проявляется избыток возможностей, прорывающихся вовне: здесь главное – действование, самоценное и заключающее в себе возможность самопроизводства. Аддиктивный агент – в случае созависимости это Другой – как цель и как средство един: «хочу» (влечение) и «могу» (навыки, знание, опыт) поддерживают друг друга и переходят друг в друга.
При зависимости как генерализованном психическом состоянии доминирующая потребность «захватывает в плен» все мысли, чувства, разум, самосознание, перекрывая доступ к самокритике и опыту. Отсутствие желанного объекта вызывает эмоциональный дискомфорт вплоть до глубоких депрессий и дисфорий, обсессивные мысли и воспоминания, иллюзии и фантазии. Объект потребности уже не просто нравится – он нужен для восстановления душевного комфорта и в целом становится необходимым условием благополучного психического существования и функционирования человека. «Любовь-нужда», по Платону, – дитя Бедности. Мы беззащитны от рождения и очень рано открываем одиночество. Другие люди нужны нам, и в сознании это отражается как любовь-нужда. Но если удовлетворение потребности в зависимости – это состояние, когда достигается нормальное психическое функционирование человека, понятна вся сложность ответа на вопрос: а что взамен?