«Письма к Луцилию», 82, 22

Усталость – цель всяких упражнений.

«Письма к Луцилию», 83, 3

Луций Писон как однажды начал пить, так с тех пор и был пьян.

«Письма к Луцилию», 83, 14

Опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней – кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче.

«Письма к Луцилию», 83, 18

Велика ли слава – много в себя вмещать? Когда первенство почти что у тебя в руках, и спящие вповалку или блюющие сотрапезники не в силах поднимать с тобою кубки, когда из всего застолья на ногах стоишь ты один, когда ты всех одолел блистательной доблестью и никто не смог вместить больше вина, чем ты, – все равно тебя побеждает бочка.

«Письма к Луцилию», 83, 24

Напившись вином, он [Марк Антоний] жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным.

«Письма к Луцилию», 83, 25

Так называемые наслаждения, едва перейдут меру, становятся муками.

«Письма к Луцилию», 83, 27

Тот, кому завидуют, завидует тоже.

«Письма к Луцилию», 84, 11

На чьей земле ты поселенец? Если все будет с тобою благополучно – у собственного наследника.

«Письма к Луцилию», 88, 12

Стремиться знать больше, чем требуется, – это тоже род невоздержности. ‹…› Заучив лишнее, ‹…› из-за этого неспособны выучить необходимое.

«Письма к Луцилию», 88, 36–37

[В нынешних] книгах исследуется, ‹…› кто истинная мать Энея, ‹…› чему больше предавался Анакреонт, похоти или пьянству, ‹…› была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть.

«Письма к Луцилию», 88, 37

Все ‹…› познается легче, если ‹…› расчленено на части не слишком мелкие ‹…›. У чрезмерной дробности тот же порок, что у нерасчлененности. Что измельчено в пыль, то лишено порядка.

«Письма к Луцилию», 89, 3

Вы [чревоугодники] несчастны, ибо ‹…› голод ваш больше вашей же утробы!

«Письма к Луцилию», 89, 22

Говори ‹…›, чтобы ‹…› услышать и самому; пиши, чтобы самому читать, когда пишешь.

«Письма к Луцилию», 89, 23

Самый счастливый – тот, кому не нужно счастье, самый полновластный – тот, кто властвует собою.

«Письма к Луцилию», 90, 34

Природа не дает добродетели: достичь ее – это искусство. ‹…› [Древние] были невинны по неведенью; а это большая разница, не хочет человек грешить или не умеет.

«Письма к Луцилию», 90, 44, 46

Безопасного времени нет. В разгаре наслаждений зарождаются причины боли; в мирную пору начинается война.

«Письма к Луцилию», 91, 5

Судьба городов, как и судьба людей, вертится колесом.

«Письма к Луцилию», 91, 7

Беда не так велика, как гласят о ней слухи.

«Письма к Луцилию», 91, 9

Прах всех уравнивает: рождаемся мы неравными, умираем равными.

«Письма к Луцилию», 91, 16

Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.

«Письма к Луцилию», 91, 21

Наслажденье – это благо для скотов.

«Письма к Луцилию», 92, 6

Наполнять надо душу, а не мошну.

«Письма к Луцилию», 92, 31