воспевающем ум и сметливость русского народа, мы встречаем

следующий пассаж, который отнюдь не идеализирует русского мужика:

«Смышленостью и находчивостью неоспоримо может похвалиться

народ наш... но вообще, по косности своей, он даже не любит

собственно для себя улучшений и нововведений подражательных; и это

особенно относится до домашнего его быта и хозяйства. Зато он крайне

понятлив и переимчив, если дело пойдет по промышленной и

ремесленной части; но здесь четыре сваи, на которых стоит русский

человек, – авось, небось, ничего и как-нибудь, – эти четыре сваи на

плавучем материке оказываются слишком ненадежными; жаль, что они

увязли глубоко и что их нельзя заменить другими» 18.

А Лесков отмечал, что в благородном свободомыслии «у русских

людей не бывает недостатка, пока они не видят необходимости

согласовать свои слова с делом» 19.

И Романов, который искал во всех явлениях наиболее существенные

и постоянные свойства, волей-неволей находил и в русском характере

17 ЦГАЛИ, ф. 1281, оп. 1, ед. хр. 92, л. 81 (Дневниковая запись 1920-

х гг.).

18 Даль В. И. Повести, рассказы, очерки, сказки. Л., 1961, с. 389.

19 Лесков Н. С. Соч., т. 3. М., 1980, с. 447.

13

немало отрицательных черт. В его рассказах можно довольно четко

выделить три группы, различающиеся своим стилевым и жанровым

направлением. Это прежде всего большой массив рассказов

сатирических и юмористических, следующая группа – рассказы

психологические, в которых тонкому и глубокому анализу

подвергаются малейшие движения души, поступки человека в той или

иной ситуации, причем часто в этих рассказах органично и естественно

присутствуют и элементы сатиры («Экономическая основа»,

«Человеческая душа», «Видение», «Звезда», «Без черемухи»), наконец,

перу Романова принадлежат и лирическо-психологические рассказы

(«Осень», «Печаль»).

В большой автобиографии, написанной в 1930 году, Романов, говоря

о стилистике «Руси», охватил существенные черты своей творческой

манеры вообще: «Мне часто говорят, что у меня несколько стилей. Для

поверхностного суждения это правильно, и у всякого человека

несколько стилей, если в нем есть хоть какая-то сложность: он смеется

совсем не так, как страдает и т. д. При писании «Руси» я сталкивался с

бесконечным количеством разнообразных национальных стихий.

Каждая из этих стихий имеет свое лицо, свой стиль, свою «душу». А

мне кажется, задача художника– выявить данное явление во всей

присущей ему особенности и в связи с другими явлениями. Я не

должен всюду высовываться со своей личностью, которая выражается в

определенном стиле. Я должен, забыв о себе, найти то, чем жило и

было одушевлено данное явление. Например: к старой дворянской,

купеческой жизни я не подхожу с готовым осуждением, а я беру их

лирику, их пафос, их самое дорогое, из-за чего они жили и чем

дорожили. Изобразивши самое дорогое, можно этим косвенно, но часто

убийственно определить «душевную пробу» человека или целого

класса. Указанием на высшие пределы достижений лучше всего можно

определить стоимость человека. Вообще я беру не слабые стороны, а

сильные. Не отрицательные, а положительные. И когда в результате от

«Руси» все-таки остается впечатление того, что история вполне была

права, «выбросив все это в сорный ящик» (Войтоловский, «Красная

новь»), то я говорю себе, что одержал честную победу, положив на весы

не худшее, а самое лучшее.

Там, где природа изображаемого явления лучше всего проявляется

через лирику, я действую лирикой, там, где юмором, сатирой, – я

действую ими» 20.

Все сказанное может быть отнесено и к рассказам Романова.

Воспроизведением истинных ликов жизни объясняется то

художественное обаяние, какое они сохранили по сей день.

Давно ушла эпоха разрухи, неразберихи, холода, неустроенности,

страха перед уплотнением и выселением, боязни потерять работу из-за