ослепительный огонь... Страшной силы взрыв сотрясает

город. Оседая, горы камней и щебня погребают под

собой «мерседесы», «оппель-адмиралы», «хорьхи», «оппель-

капитаны» и их хозяев...

Война палачам объявлена.

На поиски «диверсионной банды» фашисты бросают

все силы. Для ускорения расследования из Бухареста

и Берлина прибывают специальные группы

следователей. За поимку и выдачу властям «преступников»

обещано колоссальное вознаграждение. Улицы и скверы

пустуют. Ищейки гестапо и сигуранцы врываются

в квартиры, совершают обыски, проводят облавы,

прочесывают квартал за кварталом.

Тюрьмы переполнены. Допросы и пытки ведутся

непрерывно. Днем и ночью. Но напасть на след

подпольщиков фашистам не удается, следствие безнадежно

топчется на месте.

«Кровь за кровь, смерть за смерть!» — такими

листовками в течение одной ночи подпольщики заклеивают

указы и приказы фашистов.

* Румынская военно-следственная полиция.

27

ДОМА

Еще в сентябре семья Гордиенко переехала из двух

маленьких комнаток в опустевшую квартиру напротив.

Над ними в квартире доктора поселился Петр Иванович

Бойко. Высокий, нос с горбинкой, густые вислые брови.

Что за человек, в семье не знали. Говорили о нем

всякое. Но Яша, а вслед за ним его старший брат Алексей

привязались к новому соседу, пропадали у него днями

и ночами.

— Что у тебя за секреты с этим длинным? — с

тревогой спрашивала мать.— Ты к нему совсем переселился!

— Какие там секреты! — отмахивался Яша. —

Слесарить нас с братом учит.

— А ему от этого какая прибыль?

— Мастерскую открыть хочет, чинить кастрюли,

сковородки, а нас в помощники возьмет, подработаем.

Но мать не успокаивалась.

— Скрытничает, таит от нас что-то, — жаловалась

она мужу. — Поговорил бы ты, отец, с ним, отругал.

— А за что же, мать, ругать-то? — хмурился отец.

— Да странно как-то все. Мореходку эвакуировали,

а он остался. Почему? Чует мое сердце, неспроста это.

— Верно: неспроста, —соглашался муж. — Придет

время, сам скажет, что к чему. В одном я, мать, уверен:

своих детей мы воспитали правильно.

С трудом поворачивая голову, Яков Яковлевич

смотрел на стену, где висели старые фотографии. Его взгляд

задерживался на одной из них. Вот он —матрос

революционного броненосца «Синоп» Гордиенко! Лихо

сдвинута бескозырка, на черной ленте — имя корабля.

Веселые глаза, удаль в лице, пышные боцманские усы.

Десять лет плавал он на «Синопе». Где только не

побывал, какие моря, страны не перевидал... А пришла

революция — стал матрос Гордиенко красным

пулеметчиком. Бил и гайдамаков, и деникинцев, и махновцев!

Эх, сейчас бы ему той удали и молодой силы!..

Матрена Диомидовна как бы догадывалась, о чем

думает муж, говорила с опаской:

— Лишь бы со шпаной не связался. Да еще этот

Бойко, что за человек — бог его знает. Нехорошо

говорят о нем. Будто был в строительном батальоне, а

потом утек оттуда. Будто жену с сыном бросил,

любовницу завел...

28

— Да все это злые люди треплют, а ты и

повторяешь. Яшка наш — парень с головой, твердый, плохому

человеку не доверится...

Но мать все это не убеждало. Она плакала ночами,

днем в тревоге металась от окна к окну, выглядывала

во двор, прислушивалась к шагам за дверью.

— Чисто Иисус Христос с креста снятый! — с ужасом

воскликнула она, когда Яша появился на пороге после

трехдневного отсутствия.— Нас бы с отцом хоть пожалел.

— Алексей знал, где я, — ответил Яша, смущенно

топчась на пороге.

— Да он сам под утро явился. Господи, с ума я с

вами сойду. Ты бы им что сказал, — обратилась она

к мужу.

Отец — небритый, с заострившимся носом и впалыми

щеками — лежал на кровати и, о чем-то думая, смотрел