Шрифт:
советских бомбардировщиков становилось известно
всему многотысячному людскому муравейнику на
Привозе. Но звучали теперь те же новости по-другому:
— Говорят, американцы высадили десант в Гене-
чинске и Бердичеве; Румыния послала ультиматум
Америке; Рузвельт рассердился, и турки бомбили
Констанцу.
— Говорят, Турция без объявления войны напала
на Англию.
Одни слухи, как бабочки, жили недолго, и назавтра
о них даже не вспоминали, словно их никогда и не
было. Другие же, как неуловимый вирус гриппа,
оказывались неистребимо живучими и на редкость упорными.
— Слышали? — таинственно, с видом заговорщика
зашептал Харитону на ухо сосед, чиновник примарии,
вернувшись утром с Привоза. — Говорят, в катакомбах
прячутся... кто бы вы думали, а? Партизаны? Как бы
не так! Дивизии большевиков, вот кто! С пушками и
танками... Вот!
— Ерунда, — сердито ответил Харитон. — Кто-то
сеет панику.
Но новость его насторожила.
Когда он пришел в сигуранцу, о ней знали уже все.
Правда, многие считали, что это очередная байка,
которая не проживет и до вечера. Но минул один день,
другой, третий, а слухи о дивизиях Красной Армии,
которые якобы скрываются в катакомбах и ждут
условного сигнала к наступлению, не умолкали.
Больше того, с каждым днем они становились все
настойчивее. Молва подхватила их и, дополнив
подробностями, разнесла по всему одесскому Причерноморью.
Опережая официальные секретные донесения, она
долетела и до Берлина и до Бухареста. Берлин и
Бухарест немедленно сделали запрос руководству Трансни-
60
стрии. То, в свою очередь, обратилось в сигуранцу и
гестапо. Сигуранца и гестапо точных данных о том, кто
находится в катакомбах, не имели и на запрос
ответили уклончиво. В Берлине и Бухаресте всполошились
еще больше, потребовали сведений быстрых и
определенных.
Контрразведчики шефа гестапо полковника Шольца
и полковника Ионеску потеряли покой, лишились
отдыха и сна. Особенно проявлял усердие локатинент Ха-
ритон. Переодевшись, он бродил по городу, таскался
среди приезжего люда на Привозе, посещал бодеги и
рестораны, прислушиваясь к хмельным разговорам их
завсегдатаев.
И чем больше он усердствовал, тем больше
склонялся к выводу, что слухи не случайны.
В эвакуации советских войск из-под Одессы, по
мнению Харитона, было что-то странное. Несколько
месяцев большевики дрались за каждый метр земли, с
гранатами бросались под танки и вдруг, в течение одной
ночи, словно сквозь землю провалились. Не могли же
они так молниеносно и скрытно снять с передовой свои
части до единого красноармейца, погрузиться на корабли
вместе с техникой и незаметно уйти из города.
Непостижимо! Чушь какая-то! В истории войн не было еще
подобного случая, чтобы из осажденной крепости вот так
ушел — и будь здоров! — весь многотысячный
гарнизон, а те, кто наступал, не смогли помешать отходу.
Что, если они действительно укрылись в катакомбах?
Протяженность этих знаменитых подземных улиц и
переулков, как говорят, больше полутора тысяч
километров. Настоящий подземный город. Вторая Одесса!
Не одну, а несколько армий можно спрятать в такой
преисподней! Что, если, оставив окопы, большевики
устроили ловушку: заманили противника в западню,
чтобы однажды глухой ночью ворваться в город?
Немцы блокировали известные им входы в
катакомбы, попытаются вызвать красных на бой, проникнуть
в подземелье и затравить партизан собаками. Если там
отборные, хорошо вооруженные войска, вряд ли из
этого что-нибудь получится.
Надо действовать иначе, но как, как?
— Замуровать! Замуровать! Отравить газами!
Пусть подохнут, как крысы! — зло и бессильно шептал
61
Харитон, возвращаясь после многочасового шатания
по улицам в сигуранцу.