Махмуд-бек знал курбаши Кадыра, склочного, обиженного судьбой человека. Всю жизнь Кадыр был на

третьих ролях. Его малочисленная шайка отличалась особой жестокостью. Однако это не принесло ему

ожидаемого почета даже в среде руководителей эмиграции.

Как-то Курширмат перебил путаную речь Кадыра небрежным взмахом руки и презрительно

сморщился.

– И воевать не могли, и...
– Курширмат недоговорил.

Все знали: Кадыр, потрепанный, без гроша в кармане, явился в чужую страну. Его сопровождали три

басмача, самых преданных, самых жестоких. И сейчас они жили с ним рядом.

Но за последние годы Кадыр собрал хорошую шайку из таких же обделенных судьбой бандитов.

Кроме оружия, у них ничего не было. Это оружие хранилось до поры до времени в примитивных

тайниках, в облезлых старых сундуках, под выцветшими паласами. Кадыр терпеливо ждал хозяина,

который бы поверил в его силу и храбрость.

Курбаши Кадыр не любил Махмуд-бека, процветающего помощника Садретдин-хана. Это в

присутствии Махмуд-бека одноглазый бандит пренебрежительно прервал Кадыра, как мальчишку,

опозорил перед аксакалами.

155

Но сейчас Кадыр, увидев больного Махмуд-бека, человека, нуждающегося в его помощи, стал

снисходительным и, как показалось Махмуд-беку, добрым.

Да... Кадыр уважает кази Самата, считает мудрого старика достойным человеком.

– Поставили бы вы кази Самата во главе туркестанцев?
– спросил Махмуд-бек.

Кадыр перестал дышать... В комнате стало тихо. Слышно было, как потрескивает фитиль лампы.

Кадыр почему-то посмотрел именно на лампу, на желтоватый, неяркий свет за чистым стеклом. У него

была лампа похуже, в мутных подтеках, в извилистых трещинах.

У Махмуд-бека, наверное, есть деньги и связи с влиятельными иностранцами. Иначе этот больной,

усталый человек не стал бы связываться с кази Саматом, с ним, курбаши Кадыром, которых в свое

время удостаивал лишь легким, небрежным кивком.

Махмуд-беку нужны люди. Очень нужны. Он и не скрывает причины неожиданной встречи.

– Самат самый уважаемый аксакал!
– твердо сказал Кадыр.

– Я тоже так думаю, - согласился Махмуд-бек.

Он налил пиалу чаю и протянул курбаши.

С трудом подавляя радость и чувство ликования, очень редкое в его жизни, Кадыр с достоинством

принял пиалу. Он был равным в серьезной беседе. Его как равного пригласили к Махмуд-беку. При этом

было сказало: Махмуд-бек болен. Значит, в другом случае пришел бы сам.

– Я тоже...
– повторил хозяин дома и вдруг раздраженно заговорил: - Но кази Самат труслив. Очень

труслив. В трудную для нас минуту он вильнул хвостом и моментально исчез в какой-то вонючей норе.

Он не выглянет из нее до тех пор, пока там не подохнет.

Рука с пиалой застыла в воздухе. Курбаши не успел сделать даже одного глотка. Махмуд-бек говорил

резко, не скрывая своего возмущения поступком кази Самата:

– Да, мудр, но труслив. Но кому нужна его мудрость?! Его голова еле держится на дряхлой, сухой шее.

А он ее бережет. . Сунул в грязную нору. Неужели перевелись достойные аксакалы!

Махмуд-бек встал из-за дастархана, заходил по комнате, возбужденно размахивая правой рукой.

Когда-то, в двадцатых годах, курбаши Кадыр встречался с русским белогвардейским офицером. Тот

вот так ругал его за непростительную ошибку в бою. Офицер немного знал узбекский язык. По крайней

мере, ругался он по-узбекски.

«У них научился Махмуд-бек, у европейцев...» - подумал Кадыр с уважением. Значит, он по-прежнему

с ними связан.

– Аксакалы есть...
– сказал курбаши.
– Да и кази Самат не сможет спрятаться от большого дела. Он

ведь человек мудрый. Что вы ему предлагали?

Махмуд-бек сам толкал Кадыра на откровенный разговор.

– Он должен быть одним из руководителей восстания.

– Но здесь же... войска, - осторожно напомнил Кадыр.

– Ему предлагали сильные люди, - объявил Махмуд-бек, - встать во главе туркестанцев.

– Немцы?
– спросил Кадыр.
– Но они...

– Нет, другие. Англичане. Они это делают не сами. Через...
– Махмуд-бек кивнул в сторону.
– Через этих

соседей...