Шрифт:
— А сегодня?
— Ну, давайте, давайте ваш вопрос!
— Вацлав, меня мучают обстоятельства гибели Робеспьера. Я должен кое-что понять. Если можете —
помогите.
Губаньский поднял на Яна темные, со злинкой глаза.
— Это сложные игры, Ян. Мне известно далеко не все. Робеспьер порой действовал слишком открыто,
самонадеянно. Его, конечно, могли убрать немцы…
— Как? Я, к примеру, не сомневался, что убийство Робеспьера — дело рук нацистских агентов!
— Не знаю, не знаю… — Вацлав наклонился ближе к Яну. — Мне известно только одно. За рулем
машины, которая сбила француза, сидела женщина. И давайте о чем-нибудь более веселом. День откровенности
кончился…
Они вышли на улицу.
— Да хранит вас святая дева Мария и… Интеллидженс сервис! — тихо пожелал на прощание
Губаньский. — Ну, а свидимся еще… будем действовать по обстоятельствам.
— Спасибо за сегодняшнее… похищение, — отозвался Ян.
Ян возвращался в особняк без особого энтузиазма. Разные мысли роились в голове. Конечно, Губаньский
знает гораздо больше, нежели сказал. Однако явно дал понять, что сомневается в причастности гестапо к
устранению Робеспьера. Тогда кто же? Не польская же дефензива. А почему бы и нет? И это могло быть. Но
почему Коблиц просил Яна опознать на фотографии французского “коллегу”? Возможно, француз
действительно направлялся к дому Яна. А что, собственно, открыл Яну Губаньский? Что за рулем автомашины,
сбившей Робеспьера, сидела женщина? Интересно, водит ли машину пани Зося? Ни разу не видел за рулем.
Можно попытаться проверить. А если то, что сказал Губаньский, провокация с целью навести на ложный след?
Вместе с тем Яну осточертело жить в мире загадок. Необходимо выяснить кое-какие истины. Он словно
долгое время пользовался монетами, любая из которых могла оказаться фальшивой. Среди них Коблиц и пани
Зося.
До самого дома Ян мысленно набрасывал всякие варианты, как выяснить подлинную роль Зоей.
Она встретила его в коридоре с неизменной улыбкой.
— Так долго… Я уже начала тревожиться.
— И правильно сделала. Меня опять похитили.
— Кто? — улыбка исчезла с лица Зоей.
— Поручик Губаньский. Из Варшавы. Что-то дрогнуло в глазах Зоей.
— Ты шутишь, Ян?
— Какое там шутишь? Он утащил меня в кабак и не отпускал пи за какие деньги!
— Вот видишь! Нельзя ходить одному.
— Я одеревенел от сидения под крышей.
— Давай завтра погуляем вместе. Я хочу на Монмартр. _ — С удовольствием.
Прогулка вдвоем совпадала с планами Яна. Ему хотелось посмотреть на Зосю в иной обстановке. И, если
удастся, разговорить ее.
На следующий день они долго гуляли по живописным уголкам Монмартра. Рассматривали работы
уличных художников. Любовались видами города, которые открывались с монмартрских высот. Все это время
Ян и Зося обменивались незначительными репликами и наслаждались красотой и искусством.
— А теперь спустимся на пляс Пигаль, — предложил Ян. — Для разрядки… немножко…
— Ты же знаешь, что я не пью.
— Пан Коблиц сказал, что ты ни в чем не должна мне отказывать. Тем более что у меня сегодня день
рождения.
— Ты с ума сошел! — воскликнула пани Зося. — Это правда?
— Клянусь говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды! — продекламировал Ян,
положив правую руку на воображаемую библию. — А ты?..
— Я такими клятвами не бросаюсь, — без улыбки сказала Зося.
Она тронула Яна за рукав, предлагая взглянуть на противоположную сторону улицы. Там, прямо на
тротуаре, длинноволосый худой поэт писал мелом стихи. Рядом лежала шляпа. В ней тускло блестели монеты.
Несколько туристов молча читали написанное. Ян и Зося подошли поближе.
Я бросаю стихи под подошвы прохожих,
Потому что в стихах пребывает душа.
Все равно вы пройдете по ней каблуками,
И безмолвно застонет от боли она…
Не пугайтесь! Шагайте! Никто мне не нужен
В этом черством, враждебно настроенном мире,
Кроме спутницы бледной по имени Боль!
Лишь она обладает ключами от истин…
Ян положил несколько франков в шляпу поэта, который не обратил на деньги никакого внимания.
Зося вдруг заторопилась, и они почти побежали вниз по узким каменным ступеням.