Шрифт:
— У меня такое ощущение, что там камни корчатся и кричат, — призналась она Яну.
— Камни своих голосов не имеют. Они кричат голосами людей, — грустно произнес Ян.
Зося внезапно остановилась, оглянулась, взяла в ладони лицо Яна и поцеловала в губы.
— Что тебе подарить? — шепнула.
— Ты сегодня уже подарила мне Париж! — рассмеялся Ян. — Я люблю подарки без оберточной бумаги.
На пляс Пигаль питейные заведения соревновались в рекламной выдумке. В дверях кабачков вовсю
старались зазывалы. В конце концов Ян выбрал довольно шумный ресторанчик. С трудом нашел в нем
укромный уголок.
— Что же ты выпьешь? — спросил Ян.
— Ну, уж если нельзя избежать… тогда ликер.
Ян велел официанту принести шартрез, а себе коньяку.
— Зося… скоро полгода, как мы рядом… Но я тебя не знаю…
— А зачем… знать?
— Ну, вот ты… для чего живешь на свете?
— Ох, у меня так кружится голова!
— Подумаешь! Тебе ведь сегодня не нужно садиться за руль автомобиля!..
На какой-то миг лицо Зоей стало волевым. И тут же расплылось в прежней расслабленности.
— Если что… ты же отвезешь меня домой?.. — улыбнулась Зося.
— Я для тебя многое могу. Только вот убить не сумею… А ты… ты убивала, Зося?
— Ян, ты что — захмелел? Ну, ничего. Сегодня тебе можно. А мне нельзя. Но я тоже выпила. Потому что
у тебя праздник. И потому еще, что ты — чистый.
— У тебя ничего не болит?..
— Ты имеешь в виду те стихи? Я их уже не помню…
— А я помню. “Никто мне не нужен в этом черством, враждебно настроенном мире, кроме спутницы
бледной по имени Боль! Лишь она обладает ключами от истин…”
— Ты очень хочешь сделать мне больно?..
— Где твоя истина? Кто ты?
Зосе, видимо, действительно стало больно, потому что ее лицо, похожее на маску, слегка сморщилось,
как изображение на надувном шарике, потерявшем упругость. Зося на миг стала некрасивой.
— Я — никто… И — ничто… Так же, как ты, Ян… Так же, как ты… Пойдем отсюда. Я хочу домой. Я
очень устала. Очень…
Они добирались пешком и на метро. Ян чувствовал, как отяжелела Зося. Ему довелось почти тащить ее
на себе.
Париж давно накрылся вечерней пеленой, зажег фонари. Уже перед самым домом Зося отстранилась от
Яна и задержалась, роясь в сумочке. Ян сделал шаг вперед, чтобы отворить дверь, и вдруг услышал какой-то
незнакомый, звенящий голос пани Зоси:
— Ян… вернее, мистер Эванс… я не хочу, чтобы когда-нибудь вы задавали мне ваши дурацкие
вопросы!..
Ян с недоумением обернулся. Зося улыбалась. Но из ее оуКи на него смотрело дуло небольшого
вороненого браунинга.
Все эти долгие дни и недели Кристина словно ходила по острию ножа. Коблиц держал связь с Фриче через
5 нее. В конце концов, гестаповец мог позволить себе встречаться с молодой, интересной девушкой!
Контакты же с самим Коблицом могли привлечь нежелательное внимание. Нелегко было Коблицу убедить
Кристину пойти на свидание с Гельмутом после всего, что произошло. Понимая, что шансов уговорить польку
мало, Коблиц сыграл на чувстве ненависти.
— Пани Кристина, этот омерзительный тип вызывает у меня желание нажать на курок. Но я не могу его
сегодня пристрелить. А вы можете ему великолепно отомстить. Для этого вам просто следует быть умной
женщиной, а не наивной девчонкой. Тот урон, который мы нанесем ему в результате совместных действий, он
не восполнит за всю жизнь. Если ему удастся долго прожить. В чем лично я весьма сомневаюсь… Но вы
должны завязать эмоции в тугой узелок. Ради близких. А Фриче свое получит. Я вам обещаю.
Коблиц умел воздействовать на людей. Как музыкант свой инструмент, он знал тайные струны
человеческих душ. И мог извлекать из них не только нужные ему гармоничные мелодии, но и грозные, злые
аккорды. Ну, а если порой какие-то струны рвались от напряжения, что ж, борьба есть борьба. Кто-то погибает,
кто-то побеждает.
“Допустим, я откажусь, — думала Кристина, — чего добьюсь этим? Они все равно продолжат свое дело.
А я останусь одна, окажусь в пустом пространстве. Если подумать, Коблиц прав. Гнусный Фриче не стоит слез.