Сам Маркин продолжал работать ножом, практически не реагируя на слова мальчишки. По крайней мере, именно так казалось. Он внимательно следил за целостностью отдираемой от внешней части коры полотна и лишь изредка бурчал что-то, что можно было счесть за одобрение.

– Говоришь немцам врезали, а как же Абай тогда?
– вдруг спросил он Пашку, с угрюмым видом рассматривавшего выданный ему наган.
– Что же с ним то случилось?

Пашка дернулся от вопроса словно от удара. Было прекрасно видно, что он что-то хотел рассказать, но как-то мялся...

– Вот видишь, учиться надо. И не тебе одному, а всем нам партизанам, - покровительственным, всезнающим тоном произнес учитель, насмешливо глядя на мальчишку.
– Нужно учиться, чтобы лучше бить врага!

– Как учиться? Кому учиться?
– обиделся он за своих старших товарищей.
– Сереге что-ли, который пулеметчика голыми руками задушил? Или может командиру? Да они, если хочешь знать, все знают! Все при все! И товарища Ворошилова лично видели... Вот как тебя сейчас!

На несколько секунд он умолк; сомнения его одолевали — с одной стороны, он вроде и обещал никому постороннему ничего не рассказывать, а с другой — учитель стал своим, партизаном.

– Хорошо. Только ты никому ни ни, - парнишка серьезно посмотрел мужчине в глаза и лишь когда там что-то такое обнаружил, продолжил.
– Сергей гутарил, что Абай самым первым в комендатуру ворвался... Они из окон стреляли по нему, стреляли, а ему ни почем! Он маленький был совсем, почти как я. В него из винтаря раз, а ему мимо, - в некоторых моментах Пашка даже старался пояснить руками.

– Он как присядет, да как прыгнет и в окно, - мальчишка схватил обломок короткой палки и запыхтел, изображай стрельбу.
– Вот вам, вот вам, кричал он! Сказали, весь караул застрелил он... Представляешь пятерых! Серега говорит, те даже пикнуть не успели... Только потом он один в коридор пошел...

К тому моменту, когда около ног Маркина лежало уже несколько внушительных клубков с лыком, Пашка уже рассказал о нападении на город практически все, что знал.

– Ладно, Паш, пошли, а то обувку некогда делать будет, - начал подниматься с ободранного бревна учитель.
– И так мы уж задержались больше, чем надо.

– … И еще забыл сказать, - дернул его за рукав пацан, недовольный потерей такого слушателя.
– Здесь где-то рядом его похоронили... Никто не знает, а я видел.

– Да ты что, - удивился мужчина, давая оба клубка мальчишке.
– Иди-ка отнеси в лагерь, а я тебя сейчас догоню. Малины к чаю Клавдия Степановна просила собрать. Давай, беги.

Тот, ухватив оба лыковых шара, припустился бежать. Едва его стало неслышно, учитель осторожно пошел вперед по едва заметной тропке. Было видно, что ей редко, но все же пользуются.

– Где-то здесь, где-то здесь, - бормотал он, внимательно смотря под ноги.
– Да, откуда ему знать?

Наконец, он вышел к небольшому оврагу, который, по всей видимости, разрастался в сторону от их лагеря. Тропка здесь и заканчивалась. Маркин встал на колени и начал что-то искать в траве.

– Не могли же его тащить столько, - на грани слышимости шептал он, пропуская между пальцев шелковистую траву.
– Подожди-ка...

У корней невысокой осины что-то тускло блеснуло. Металл? Осколок стекла? В свете заходящего солнца толком было не разобрать.

– Черт побери!
– резко отдернул от руку от вытащенного из травы предмета, оказавшегося небольшой косточкой — фалангой пальца.
– Это не может быть он! Прошло всего то пару дней...

Валившаяся прямо перед его лицом косточка была идеально белого цвета, без единой желтинки. Он подобрал тонкий пруток и начал осторожно ворошить слежавшиеся ветки на том самом месте.

– Да что же это такое?!
– едва верхний слой веток и тонкий ковер дерна был сдернут, как ему в нос ударил тяжелый запах гниения.
– …!

Зрелище открывавшегося по кусочкам полуразложившегося тела, наоборот, словно подстегнуло его. В течение нескольких минут толстый слов лесного покрывала оказался сдернут с трупа.