Шрифт:
рядом с Илиешем, видимо, решился и тихо произнес:
— Господин!
Усатый остановился:
— Что тебе?
Господин... ради бога... я безработный учи¬
тель. .. мои дети не ели уже три дня... помогите.. .—
и он опустил голову.
Больно вас много, чтобы помогать всем! — хри¬
пло и громко сказал усач,— работать не хотите... по¬
думаешь, учитель... выгребные ямы можешь чи¬
стить! .. Скажите, три дня не ел... и я, может быть,
тоже не ел. .. зато я пил... здорово пил... и, до¬
вольный своей шуткой, пошел дальше.
А на главной улице было людно, мчались автомо¬
били. Красиво убранные витрины, широко раскрытые
двери магазинов гостеприимно приглашали богатых
людей. За столиками у кафе «Пикадили» разодетые
мужчины и женщины ели мороженое и тянули через
соломинку розовую прохладную жидкость.
Теперь Илиеш сидит дома. Перед ним открытая
книга. Но он не читает ее. Он думает о старом учите¬
ле. Илиеш часто видит голодных людей. Но учителя
он почему-то не может забыть. Этот учитель — без¬
работный. А он мог бы учить детей. Илиешу так хо¬
чется учиться. Когда-то он ходил в школу, но после
того, как отца арестовали, перестал: у матери не было
денег, чтобы платить за учение. У этого учителя мог¬
ло бы быть столько учеников: он, Петрика, Ионел,
остальные ребята с их улицы. А вместо этого учитель
ходит и просит милостыню. Там, в Москве, учителя,
наверно, не просят милостыни. Ведь там все ребята
учатся. Так сказал дядя Леонте. А Илиеш ему ве¬
рит. Очень верит.
Илиеш прислушивается к дыханию матери. Она
дремлет. Ей стало немного легче с тех пор, как она
принимает лекарство. Завтра снова придет доктор
Мец. Чудной этот доктор. И добрый. Даже когда он
сердится, Илиешу нравится. Какие они разные — он
и Стэнеску. А ведь оба доктора, оба лечат людей.
Один лечит бедных, другой — богатых. Доктор Мец
знал его отца. Илиеш вспоминает своего отца, высо¬
кого, смуглого, широкоплечего, жизнерадостного.
Когда он, Илиеш, был еще маленьким, отец часто
брал его на руки и подбрасывал к потолку. Мать бес¬
покоилась:
— Михаил, ты уронишь его...
Отец улыбался:
— Ничего, пусть привыкает летать. Соколом бу¬
дет, а не ужом.
И подбрасывал его еще выше.
А Илиешу нисколько не было страшно. Ему каза¬
лось, что нет человека сильнее, чем его отец. Может
быть, вот только Зыкин. Но Зыкин ведь борец. Ему
полагается быть очень сильным. А отец — механик...
Размышления Илиеша прервал Петрика. Он пу¬
лей влетел в комнату и, запыхавшись, уселся рядом
с другом.
— Илиеш!.. Знаешь, что случилось? — выпалил
он одним духом. Получилось — «значтослучилось».
Что? Ну говори же!..
Этот гадюка Матееску хочет подсыпать Зыки¬
ну порошок...
— Какой порошок?
— Чесательный...
— Как, порошок? Куда? Говори толком,—рассер¬
дился Илиеш.
Петрика говорил шопотом, но таким громким то¬
потом, что было слышнее, чем если бы он говорил во
весь голос.
— Я нечаянно подслушал их разговор. Дело было
так. Я гонял своего трубача. Он сел на крышу дома
Имаса, что рядом с особняком Матееску. Я залез на
крышу. А во дворе сынок Матееску разговаривает о
чем-то со своими дружками. И вдруг я слышу: Зы¬
кин. .. Зыкин... Я прислушиваюсь. И знаешь, что
они задумали? Вот дьяволы! — и Петрика сжал кула¬
ки.— У них в цирке знакомый служитель. Он был
офицером у Петлюрина. Ты не знаешь, кто такой
Петлюрин?
—- Не Петлюрин, а Петлюра! Был такой бан¬
дит. .. воевал против Советского Союза.
— Ну вот... они его подкупили, и он насыплет
порошок на ковер. Босдорф об этом знает. Он поста¬
рается толкнуть Зыкина, повалить его... а потом...
ты понимаешь, что получится? ..
— Мы не допустим этого! — решительно сказал
Илиеш.— Мы не допустим...