Это было совершенной правдой. Моторыч прекратил пререкания, и сразу стало слышно, как чавкают в трясине Танюшкины сапоги и бормочет Светка:

– Ой, чуть не наступила на громадную лягушку...

– Принцессу или Василису?
– пропищал мышонок, которому мать успела нашептать немало человеческих сказок.

– В сказках что ни лягушка, то Василиса или принцесса, а на деле что ни принцесса - Вруля или лягушка, - вздохнула Светка.

Но сейчас перед ней сидела очень полезная и добропорядочная квакуша: она глотала огромное количество комаров и только что преградила Светке дорогу, чтоб та не угодила вслед за Мото- рычем. Да и Танюшкины сапожки оттолкнули ее от пропасти. И Светка, шлепнувшись на пень, про себя чертыхнулась: «Ну, чертов туман, ну чертов овраг! Тьма и мокрота! Хоть бы капелька

света... »

Она потянулась в карман за платком, и тут в руку ей что-то толкнулось, потеплело: сильней, сильней, сильней. Свётка раскрыла ладонь, и вместо зажатого во сне камня на ней засветился зеленоватый светлячок. Такой яркий, будто в нем работала крохотная веселая электростанция.

Шакал, подскочив, попробовал сбить его хвостом, но Светка подняла руку выше, и светлячок запылал еще ярче.

– Смотри, еще один!
– удивился кот.
– Да их здесь целая эстафета!

– Поспешил родственникам на помощь, - сказал Ветер.

«Действительно, настоящая эстафета светлячков!» -подумала Светка, а светлячок согласно подмигнул, как своим: «Так держать, братцы- светлячки!», снялся с ладони и поплыл впереди экипажа.

САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ГРЕЧУХИН

Впереди экипажа поплыл светлячок, и сразу стало видно, что перед ними по тонкой, как нить, тропинке топает быстрый отряд мурашей, возможно, тех самых, которых спасла Светка. Последним, стараясь не отставать, высоко поднимал лапки самый маленький. Он тоже прокладывал своим спасителям дорогу.

Плыл светлячок, топали муравьи, торопился мышонок, который держал в зубах луковицу таежной лилии для голодного Гречухина, а идти становилось все трудней. Моторыч снова едва не угодил в яму. Сапожки у Светки скользили и тоже спотыкались, но, чувствуя дорогу, все тянулись вперед и повторяли: надо пройти, надо пройти!

Спотыкался даже Ветер, но все насвистывал себе и друзьям: «Дуй в дуду, дуй в дуду, дуй в дуду!» и посматривал на Светку: «Не сдаваться! Мы в тельняшках!»

Начальница экспедиции не позволяла себе сдаваться. Она оглядывалась на друзей, вспоминала и отца, и земляка, который одолел несколько горных вершин и все океаны! Да и Солнышкину в Антарктиде случалось куда трудней! Но, главное, она брала уроки у самой себя, сама себе давала уроки и твердила: «Левая нога - вперед! Правая — не отставай! Левая как правая, правая как левая. Только вперед!»

А сзади пыхтел и клацал зубами маленький шустрый шакал. Он тоже спотыкался, но подпрыгивал и хохотал, когда спотыкались другие. Его волновали запахи скорой добычи, и глазки у него заранее кричали: «Мое, мое, мое!»

– Здесь для шакала в самый раз, - ухмыльнулся Моторыч.

И Ветер согласился:

– Ему приятно, когда все на четвереньках - урчат и цапают. Тогда и самому не стыдно цапать и урчать, урчать и цапать.

Но в этом случае и Ветер был не очень прав. Моторыч-то не цапал! Он шел и думал: и на четырех лапах можно жить так, чтоб никто не называл тебя шакалом.

Мышонок на своих четырех лапках тоже не цапал и не урчал, а все нес другу луковицу, а мураши ползли и ползли.

Вдруг все остановились.

Облако охнуло: «Ох ты, кажется, я насадило на лоб крепкую шишку!» Оно заслушалось и налетело на что-то очень твердое.

Впереди лежала придавленная бурей ель. Корни ее крепко держались за землю, а согнутую верхушку держала сломанная береза.

– Привал!
– пропищал мышонок. Припрятав луковицу, он побегал вокруг деревьев и деловито принялся за привычную для него работу. Маленькие острые зубы торопливо застрочили по веткам: дз-з-з, - и в стороны полетели березовые и еловые опилки.

Помочь в этом деле Моторыч не мог. Вот если бы электропила, тогда другое дело! А так он только давал советы, с какой стороны ветки тоньше, где пилить удобней, и поднимал повыше присевшего отдохнуть светлячка. А Ветер покачивал листву, слушал, хорошо ли поскрипывает дерево, и похваливал мышонка: «Молодец, малыш!»

Наконец дело подошло к концу. Работы оставалось на минуту-другую, и тут, желая опередить всех, шакал прыгнул на подпиленное дерево. Раздался треск, верхушка ели рванулась ввысь и подцелила шакала, так что он, клацнув зубами, закачался на хвосте среди самых верхних веток.

Светлячок сделал над экипажем прощальный круг, помигал и исчез. Кот замурлыкал: «Пять минут, пять минут». Впереди открылась просека, а за ней поляна, над которой что-то клубилось и звенело.

– Конец дороге!
– заверещал прискакавший по верхушкам леса Борька.

Ветер хотел крикнуть «Ура!», но поперхнулся н стал вертеться и дуть, разгоняя комариную тучу.

Светка думала увидеть с Облака нефтевышку, но никакой нефтевышки не было. Ей показалось, что впереди не палатка и даже не шалаш, а настоящая медвежья берлога, и сидит возле нее, в ушанке и ватнике, облепленный комарами медведь с перевязанной щекой.