253

писанный как бывший учащийся авиационного техникума. Наступает полоса новых испытаний…

Нас двести пятьдесят пять человек. Мы стоим обособленно, сразу за командой «Штайнбрух». Морозный туман висит над аппельплацем — топаем колодками, трем рваными рукавицами носы и уши.

В первом ряду вместе со мной Петренко, Джованни, Гардебуа. Одно, крайнее, место свободно — это место Зумпфа, вновь назначенного нашим надсмотрщиком.

— Прохладно,— поеживаясь, говорит Петренко,— градусов, видимо, пятнадцать. Как думаешь?

— Градусов восемнадцать, наверно,— отвечаю я и прошу его поменяться со мной местами.

Меняемся. Теперь я рядом с Джованни. Итальянец дрожит, его посиневшее лицо в пупырышках, кончик тонкого носа пунцовый — он его беспрерывно трет.

— Не забывай про уши, Джованни,— советую ему.

Он, благодарно кивнув, сбрасывает рукавицы и зажимает уши ладонями, потом снова хватается за нос.

Джованни Готта и Анри Гардебуа, как мне только что сообщил Валентен, j-тверждены членами руководящей тройки, которой предстоит возглавить деятельность всех подпольщиков на предприятии. От советского отделения организации в эту тройку направлен я. Джованни будет у нас старшим. Задача наша сейчас такова: во-первых, внушить всем товарищам, что они с самого начала должны работать как можно медленнее, но так, чтобы к ним не могли придраться,— никаких отказов от работы, никакого открытого возмущения не должно быть; во-вторых, войти в доверие к гражданским мастерам, которые будут работать на этом предприятии. Кроме того, нам — мне, Джованни и Анри — надо в кратчайший срок выведать, чем будут заниматься мастерские и какова их производственная мощность.

…Трогается последний ряд рабочих «Штайнбруха».

— Марш!

Трогаемся и мы. Заключенные из других команд, стоящие по обе стороны от нашей колонны, смотрят на нас сожалеюще. ААно-гие из наших идут с опущенными головами: ведь мы должны строить самолеты врагу.

— Джованни,— говорю я, когда мы минуем ворота,— мне кажется, что тебе и Анри надо устроиться помощниками капо. Это можно было бы сделать через Петренко. Передай Анри и скажи мне, что он думает на этот счет.

Джованни, медленно ворочая непослушными губами, что-то говорит Гардебуа по-французски. Анри сутулится, но ушей не

254

трет: холод он переносит легче итальянца. Я разбираю два его слова: «капо» и «уй» — «да».

— Анри согласен. Потом он считает, что нам надо как-то попасть в разные цехи и встречаться только во время перерыва на обед. Я разделяю его мнение,— замечает Джованни.

Спускаемся на дно каменоломни. Не останавливаясь, следуем мимо двухтысячного строя команды «Штайнбрух», огибаем заиндевелый холм и входим в ворота предприятия. Во дворе, окруженном колючей проволокой, нас встречают командофюрер и какой-то гражданский мастер с красной повязкой на рукаве пальто. Проверка заканчивается в две минуты, и вот мы в просторном, теплом и светлом цехе.

Мастер, сняв пальто, шляпу и оставшись в темном халате с такой же красной нарукавной повязкой, подходит к нам ближе— -мы стоим полукругом. Зумпф, щелкнув каблуками, называет свою должность и фамилию. Мастер говорит:

— Я обер-м*астер Флинк,— и делает еще шаг нам навстречу.— Кто это, французы или поляки?—быстро спрашивает он Зумпфа, конфузливо улыбаясь и встряхивая ярко-рыжими кудрями.

— И французы, и поляки, и итальянцы, и русские — кто угодно,— радостно отвечает капо.

— Как же я буду с ними объясняться?

— Они почти все хорошо понимают по-немецки.

Флинк смотрит на нас в замешательстве и вдруг дергает плечом.

— Через несколько дней мы с вами начнем собирать детали самолетов, а пока будем устанавливать оборудование,— говорит он, продолжая улыбаться. У него большой рот и редкие желтые зубы.

Мы молчим. Обер-мастер снова спрашивает Зумпфа, понимаем ли мы его. Капо утвердительно кивает головой и, желая, вероятно, объяснить, почему у нас угрюмый вид, заявляет, что мы голодны. Флинк широко открывает рот: «Вот оно что!» — и опять дергает плечом.

— Наша фирма будет давать вам приличный суп, а по четвергам вдобавок гуляш.

— Гуляш? Настоящий гуляш? — с живостью переспрашивает капо.

— Да, то есть немного картофеля, мяса и подливки.

Зумпф мечтательно полузакрывает глаза и глотает слюну — острый кадык его совершает движение вверх и вниз.

— Гуляш,—шепчет он.— Я восемь лет не ел настоящего мяса.

255

Флинк, дернув плечом, отходит в сторону, потом возвращается, смотрит на часы и говорит Зумпфу:

— Через пятнадцать минут прибудет первый состав с оборудованием. Отправьте половину команды к железной дороге, там их будут ждать грузовики и трейлер. Остальные пусть останутся здесь. У вас есть помощник?

Капо указывает на Петренко. Тот вытягивается.

— Прекрасно,— произносит Флинк.— Пусть он и поведет людей к составу, а мы здесь займемся приемкой грузов.

Я прошу Петренко, как это мне было поручено, рекомендовать Зумпфу Джованни и Анри: возможно, ему потребуются новые помощники. Петро обещает сделать все возможное и вскоре подводит к капо француза и итальянца.

Я отправляюсь с группой Петренко в северо-восточный угол котлована. Здесь второй железнодорожный выезд из каменоломни. В ожидании состава рассматриваем большие трехосные автомашины, стоящие подле каменного перрона, широкую низкую платформу на резиновых колесах — трейлер, высокий автокран. Через полчаса мы нагружаем автомашины столами и тяжелыми запечатанными ящиками, автокран переносит на трейлер три клепальных станка; гражданские мастера, приехавшие на поезде, садятся в кабины грузовиков, и мы можем идти обратно.