Шрифт:
– Ну и че?
– А то, - Теряя терпение, продолжил дядюшка.
– Что бери ты своего басурманина, да дуйте к разбойным ушкуйникам на челны или еще как, но плывите вы по Волге на Каму, а по Каме на Ягошиху, и там я уже Эликсир свой завсегда унюхаю.
– К кому дуть?
– Ну... Сейчас, наверное, ушкуйников-то на Волге раз-два и обчелся. Их еще при Иване Святом в Дмитров-город на поселения сослали. Но, помнится, и в мое время с речным людом можно было сговориться, и купечество было, да и разбойников-лиходеев хватало. Кто-то же и у вас по Волге да по Каме ходит, по берегам товаром торгует?
– Ну как.. Пароходы всякие плавают. Но чет мне кажется, дядюшка, ты попутался слегка. На машине проще будет подъехать, наверное. Только я чет не врубился куда именно.
– Да хоть на черте подъедь! Я же тебе твержу - Ягошиха-река впадает в Каму-реку. Кама-река в Волгу-матушку. А лежит та река Ягошиха в пермской земле, за вятскими лесами.
– В Пермь, что ли, нужно сгонять?
– Ну да!
– Ну, это примерно сутки в дороге. По М7 можно выехать, - Прикинул Антон, изрядно поколесивший по стране еще в бытность свою экспедитором в маленькой, но гордой торгово-сбытовой компании. - Сгонять можно, все равно здесь сплошной мороз с обеими хатами и вообще...
– Эй, Маго. Друг, ты в порядке?
– Толкнул он в плечо нервно курившего уже третью сигарету приятеля.
– Отвянь, Антон. - Вяло огрызнулся тот.
– Э, не замерзай, Маго. Ты че? За Маринку огорчаешься?
– А за кого, билят, мне огорчаться, за Тристана?! Я их, сук, поломаю, без лопаты закопаю, билят!
– Магомед сжал кулаки, глаза у него были бешеные.
– Хорош, Маго. Сейчас надо на дно залечь, чтобы нас мусора не выпасли. Сейчас Тристан на крест прилег в лучшем случае, а то и вообще кони двинул. Его один хрен так скоро не достанешь. Правильно Корней говорит. Надо рвать в Пермь, там перекантоваться, заодно раздобыть этого Эликсира, без него нам труба с такими замутами, как в последние дни.
– Кто говорит?
– Слабо удивился Магомет.
– Че за Корней?
– Ну это.. В общем призрак такой, дух отца Гамлета, епта. Привязался ко мне, говорит, что родственник какой-то.
– Э! Опять ты своей магией-шмагией. Ты мне че пел? Лавэ будет много, проблем не будет, все по кайфу будет. А сейчас что? Антоха, че-то мне не по кайфу сейчас!
– Маго, ну че ты как маленький. Непруха сейчас, точняк, ну это потому что дед этот на нас окрысился...
– На тебя, дорогой, не на нас.
– На нас, на нас, мы сейчас с тобой одним делом повязаны, дед этот, походу, лютый, ему что одного замочить, что двоих - все ровно. Ну а Тристан вообще сам тебя выпас, я вообще не при делах, в натуре не знаю ничего.
– Я знаю. Гонял на машине туда-сюда, по телефону светился, вот люди увидели, услышали, сказали. Ладно че там, еще мы между собой кусалово не устраивали. Антоха, братское сердце, херово мне просто. Погодь, сейчас сижку докурю и поедем куда хочешь.
15 июня 20.00 местного времени. Пермь. Свердловский район.
Вдоволь налазившись по лесному массиву и Егошихинской балке, накатавшись по частному сектору и промзонам, компаньоны, под напутствия духа Корнелиуса, Парковой улицей мимо "Скорбящей матери" и красивой, прянично-нарядной Успенской церкви подъехали к Егошихинскому кладбищу. Туристическую программу-минимум в городе, известном своими киношными "Реальными пацанами" реальные пацаны московские выполнили еще раньше - съели на вокзале по чебуреку, поплевали с набережной в полноводную, могучую Каму, купили полтарашку "Кока-колы" на двоих.
– Мрачноватое местечко.
– Заметил Антон, протискиваясь узкой тропинкой мимо буйно разросшегося куста в человеческий рост. Магомет промолчал.
– Здесь, здесь этот дом.
– Торжествовал Корнелиус.
– Я чую. Я всегда чую.
– Здесь кладбище, дядя. Здесь люди скорбят и домов не строят. И река твоя - стремная, я все ботинки в гомне угваздал в этом овраге.
– Мир меняется. Меняется вода, меняется воздух. Ты что же, Антони, думаешь, я вижу мир теми же глазами, что и ты? Мир живых видится мне призрачным, колеблющимся фата-моргана. То одно, то другое, картины меняются, отдаляются и приближаются. Что в них верно, что ложно - я не знаю. Но волшебные силы, такие же неупокоенные духи как я видятся мне хорошо, как светочи в тумане.
– Гм. И они тебя?
– Да, Антони. Но мы, духи, сторонимся друг друга. Притягивается противоположное, мертвое тянется к живому, а не к мертвому.
– Антон, вац, ты заипал уже со своим духом вслух говорить. - Подал голос Магомед.
– Че хоть он там тебе трет?
– Херню какую-то инфернальную, - Ловко ввернул Антон словцо, вычитанное в дедовском ежедневнике.
– Про неупокоенные души и все такое.
– Нашли место...
– Проворчал Магомед.
Место и впрямь было под стать выбранным разговорам. Друзья шли по территории кладбища, держа курс на новокладбищенскую Всехсвятскую церковь. Они уже прошли площадь с воинскими захоронениями, мрачные черные плиты лютеранских могил и целый лес стел, возвышающихся над могилами иудейскими. Буквально несколько минут назад среди густой травы мелькали полумесяцы на плитах мусульманских захоронений, но вот и они незаметно сменились традиционными советскими ржавыми крестами и пирамидками. Казалось, к центру холмистое, изрезанное оврагами кладбище понижалось, словно друзья спускались в глубокую, затягивающую их воронку. В стремительно наступавших сумерках рассмотреть что-либо в паре метров в стороне было уже невозможно. Антон и Маго блуждали бы наугад по кустам и буеракам, если бы не упрямо тащивший их за собой дух.