Шрифт:
Куча осыпалась, из нее поднялся древний, ветхий скелет человека. Клочья истлевшей одежды соскользнули с него при этом движении, обнажив желтые пыльные кости во всей красе. Грохнул выстрел, обвалив со стен и проломленного потолка целую гору новой пыли, но не произвел скелету никакого урона. Его нижняя челюсть задвигалась вверх-вниз, из стороны в сторону. До слуха Антона донесся тихий, далекий голос:
– Не виноваты мы, Корнил Исакович. Бес нас попутал ваше добро покрасть. Ивашка помер давно, я его сам схоронил, а сам я туточки. Стерегу. В подклете ваша шкатулка прикопана, под ларем с репой.
Антон положил руку на плечо Магомеда:
– Не кипиши, брат. Там у них с Корнеем свои терки, нас вроде не касается.
– А?!
– Крикнул слегка оглохший от собственного выстрела Маго - Щиб?!
– Я говорю - волыной не маши! Видишь, он жмур уже. Бесполезняк в нем новые дырки вертеть!
– Вижу, билят, братишка! А фули он тогда стоит и гривой машет? Жмуры так не делают!
– Ну это типа заколдованный жмурик. Короче я сам ни фуя не знаю, погодь, че там Корней звиздит послушаю.
– Значит, лазили в шкатулку, подлецы? Пили из фляжечки? Иначе бы ты тут разве стоял?
– Тем временем грозно отчитывал Яшку Корнелиус.
– Я только одним глазком и глянул, один глоточек махонький и сделал. Думал - вино хлебное - Заканючил не до конца умерший варнак. - А Ивашка и вовсе не смотрел, и не пил. Вот Ивашка-то помер, а я не сумел. Сперва, конечно, мучился, терзался. А потом смекнул что к чему, понял, что вас надо ждать-пожидать. Отпустите вы меня, Христа за-ради, Корнил Исакович. Намучился я здесь, изнемог.
– Полно, Яшка, слезы лить! Показывай, куда мое добро припрятали.
Рука скелета поднялась, костяной палец указал куда-то в угол избы.
– Давай, Маго, копать. Мертвые говорят - здесь сокровища закопаны.
– Кивнул головой Антон. Магомет пробормотал что-то нелестное о присутствующих здесь мертвых, достал прихваченную товарищами из машины складную лопатку и начал рыть землю в указанном месте. Глинистая, плотная почва поддавалась трудно, но спустя минут десять лопатка обо что-то заскрежетала.
– Тише вы, рукосуи!
– Вскричал дядюшка Корнелиус. - Осторожнее отгребайте.
Руками Антон и Магомед осторожно вынули из выкопанной ямы последнюю землю и обнажили сломанную крышку некогда дорогого, обитого медными гвоздиками ларца, чуть побольше блока сигарет величиной. Железные петли и замочек давно сгнили, так что обломки крышки попросту сняли. Тканевая обивка ларца превратилась в рассыпающиеся под пальцами хлопья, в его двух отделениях лежали простая глиняная плошка, чуть зауженная с одной стороны и черный, с кулак размером, каменный шар.
– Это что за херня?
– Удивился Антон, поднося свою светящуюся руку ближе к содержимому шкатулки.
– Это, - едва сдерживая волнение, проговорил Корнелиус.
– Чудесным образом обретенная в Ындейской земле купцом Афанасием, Никитьевым сыном, шила и светильник из глины, в которую она была заключена. Это священный мурти самого Бала-Кришны, по преданию, изваянный им собственными руками! Говорят, его благословил на это творение сам Вишвакарма. В этом мурти заключены великая сила и мудрость и Творца Всего и Божественного Младенца!
– Че?!
– Неважно! Хватай хабар и валим отсюда!
– Показал широту своего лексикона дядюшка Корнелиус. - А ну, Яшка, подсоби!
Скелет подал сложенные лодочкой ладони и поднял обоих добрых молодцев наверх с удивительной для столь субтильного существа силой. Антон и Магомет не успели опомниться, как оказались на поверхности.
– Яшка, татарский сын! Прощаю тебя. Живи спокойно, как знаешь.
– Возгласил дядюшка Корнелиус.
Антон услышал отдаленный вздох облегчения и, судя по сухому шороху, скелет, ничем более не поддерживаемый, развалился и рассыпался.
– Тьфу, тьфу, машалла! - Прокомментировал Магомед.
– Поехали, Антоха. Пожрем где-нибудь!
16 июня. 06.00 Москва. Проспект Мира.
Михаил Иванович в эту ночь сделал то, чего не делал уже очень давно. Опился отваром грибов. Весь день до этого он был в каком-то тревожном возбуждении, ожидании чего-то. Не предстоящий перелет в Ливан томил его, нет. Он чувствовал, как его неотвратимо засасывало прошлое. К часу ночи Михаил Иванович не выдержал, достал свой неприкосновенный запас сушеных грибов. Лишь осушив полную чашу охлажденного отвара, он ненадолго успокоился. Впрочем, скоро грибы начали действовать и тревоги этого мира покинули Михаила Ивановича. Сначала он сидел на стуле, обхватив ладонями колени, раскачивался на месте и бессвязно выкрикивал что-то вроде: