– Нет, - отрезал Игрец.

Иосиф открыл глаза. Зрачки во всю радужку.

– Почему?
– мягко спросил он.
– Не доверяешь мне?

Тёплая волна коснулась души Игреца и тут же отхлынула. 'Не лезь!' - Игрец, изо всех сил противясь расслабляющему влиянию, сквозь зубы выдавил:

– Полностью доверять можно только себе. И то не всегда.

Мелькнула мысль, показалась удачной. Игрец тут же спросил:

– Когда ты говоришь 'мне', кого ты имеешь в виду, Иосифа или кинодского политерия?

– Себя. Не интересен ты Ему, извини. Похоже, Его вообще ничего, кроме Него самого, не интересует. Его интересом сейчас подрядился работать я. Но Он поможет, если я попрошу.

– Спасибо, я подумаю над этим твоим предложением.

– Что тут думать?!
– возмутился Циммерман.
– Думает пусть Он, у Него получится лучше. Почему ты не хочешь?..

– Потому что память - единственное, что у меня осталось. Я не хочу, чтобы кто-то за меня думал. Это моя жизнь!

'Спокойно, Владимир Иванович, не переигрывай, - холодно осадил рататуя Игрец, - без пафоса, чутьё у него на фальшь отличное. У политерия'. Иосиф, кивая, ёрническим тоном негромко заметил:

– Обыденную жизнь наши слуги могли бы прожить за нас.

'Это я где-то уже слышал. Этот сказал - как его?
– французское имя. Максимилиан. Жизнь? Её наши слуги могли бы прожить за нас. Он и говорил по-французски. Vivre? Les serviteurs feront cela pour nous. Так он сказал. Наверняка повторял за кем-то. Пыжился, желая произвести впечатление - я слишком много мыслил, чтобы снизойти до...'

– Я подумаю, - раздельно проговорил Игрец.

– Поду-умаю!
– передразнил Иосиф.
– Но что ты собираешься делать? Зачем тебя ко мне приставили?

– Ещё не знаю, что стану делать, но собираюсь узнать раньше, чем произойдёт то, ради чего меня к тебе приставили.

– Значит, сколько-нибудь точного плана действий у тебя нет.

– Плана действий? Я слишком много думал, чтобы снизойти до действия. Не это ли ты имел в виду, когда нёс чушь про обыденную жизнь и слуг?

В реплику Игрец вложил столько сарказма, сколько смог. Мера за меру. Иосиф как-то сразу сник. Ответил мрачно:

– Ладно, не язви. Всё-таки я не политерий, а живой человек.

– Даже слишком живой. Жизни в тебе более чем достаточно. Что ты там такое писал про шило в заднице?

Иосиф поёрзал на рукописи, ничего не ответил. Игрец кивнул и продолжил:

– Живость тебе понадобится, если... когда мы разыщем Быстрицкого.

Иосиф оживился:

– Эдика? Было бы здорово! Ты знаешь как его найти?

– Нет. А ты?
– быстро спросил Игрец. Внимательно следил за Циммерманом, ждал: 'Спросит у Того или нет?'

К политерию Иосиф обращаться не стал. Бормотал, опустив голову: 'Ну да, ну да. Было письмо от него - я получил на пересадочной станции. Приглашал в Одессу. Сюда. Адреса не дал. Конспиратор. Что-то там ещё было про какого-то дюка. Про люк ещё. Совершенная чепуха, хохма в его стиле. Ну, ты же знаешь Эдика. Дюк... Люк...'

Взгляни на дюка со второго люка, подсказала Игрецу память.

– Взгляни на Дюка со второго люка: что он там делает, гадюка?
– продекламировал он.

Циммерман воззрился на него с большим удивлением. Промямлил:

– Да-а... Так и было в письме...
– Он чнова беспокойно поёрзал на драгоценной своей рукописи.
– Я же, кажется, ничего не писал об этом. Откуда ты... И что ещё за дюк?

'Откуда-откуда... Хотел бы я сам понять, откуда вылез этот дюк, что за люк...' - с досадой подумал Игрец и ответил:

– Обыкновенный дюк, бронзовый. Герцог де Ришелье. Ему в Одессе поставили памятник.

– Где?

– Это близко, я покажу, если он по-прежнему там. Может и люк отыщется.

***

Бронзовый герцог никуда не делся, клонил голову, руку держал на отлёте, вглядываясь в дымку над горизонтом. Возможно, ему опять мерещился на рейде французский миноносец - на совершенно пустом море, меж голых ветвей конских каштанов с большими надутыми почками, клейкими, готовыми лопнуть. В апреле по чёрным столетним стволам притекают соки - вверх, к путанице капиллярных ветвей, похожих на бронхи. Вверх, вверх! К самому небу. Да, это было в конце апреля, а сейчас август. Но почему каштаны, если...

– На Николаевском бульваре не каштаны, а платаны, - вслух не к месту брякнул Игрец.

– Что ты сказал?
– Иосиф вертел головой, был от зрелища в полном восторге.
– А! Деревья. Я не специалист, конечно, но мне кажется, каштаны есть тоже. Вот этот, к примеру, точно каштан. А это, мне кажется, вообще липа.

'Это точно. Вроде всё на месте: дюк, море, деревья, фонари, даже торговец с тележкой, но видно же - липа. Декорация. Никогда не было на Николаевском бульваре двурогих фонарей, а платаны наоборот - были. Когда? Не знаю. Время Жнеца измеряется трупами, их я не считал'.