– Слушай, я оценил твое чувство юмора, классная шутка! Но, если это не сон, то, что тогда? Меня похитили инопланетяне и приказали тебе меня стеречь?
– рассмеялся я.

Эмили ничего не ответила, продолжая изображать на лице вселенскую скорбь.

– То, что ты сделал, все равно ничего не изменит, - печально сказала она.
– Зря ты меня не послушал.

"ЗРЯ Я ЕЕ НЕ ПОСЛУШАЛ?
– подумал я и настороженно посмотрел на нее.
– Похоже, она не в своем уме. Или, может, я, умер и пока не понимаю этого".

– Если ты не будешь меня слушать, то именно так и произойдет, - будто прочитав мои мысли, сказала Эмили.

– Почему это я должен слушать постороннего человека, который, скорее всего не смог справиться даже со своей жизнью, а теперь пытается учить меня.

– У меня не было собственной жизни.

Чем дольше продолжался наш диалог, тем больше я убеждался, что это самый нелепый разговор, который когда-либо со мной случался. И эта странная Эмили, похоже, сама толком не понимает, что происходит.

Она смотрела на меня, как обиженный ребенок. Я даже почувствовал себя виноватым в этом.

– А ты давно здесь?
– пытался я придать этому вопросу большую заинтересованность, чем было на самом деле. Неизвестно, сколько мне еще здесь находиться. А раз она уверена, что все знает, значит, нужно держаться к ней поближе.

– Иногда мне кажется, что я всегда была здесь. А иногда, что попала сюда совсем недавно. Но я все равно надеюсь, что найду для нас выход.

– Надежда - это напрасное ожидание того, что никогда не произойдет, - зачем-то сказал я, тяжело вздохнув.

– Да... Родители всегда так говорили...

– Откуда ты знаешь, что говорили мои родители?
– я испуганно посмотрел на неё.

– Я же говорила - знаю все и обо всех. Даже о тех, кого уже нет в живых.

"Похоже, я и, правда, умер. Или периодически умираю. Или периодически оживаю. Или сплю. Или... со мной черт знает, что творится, - подумал я и сразу испугался этой мысли, но потом вдруг кое-что понял".

– Слушай, Эмили, а можно тебя попросить об одной маленькой услуге?

– Какой услуге?
– настороженно спросила она.

– Я хотел бы увидеть родителей. Ты же сможешь их найти?
– я умоляюще смотрел ей в глаза, будто стоял перед ликом святого, которой может мне помочь.

– Дэн, это невозможно. Для тебя это может плохо кончиться.

– Да мне уже, похоже, терять нечего. Так что - я готов.

– Зря я с тобой связалась, - Эмили сделала недовольное лицо и отвернулась.

– Ну, так что, я могу на тебя рассчитывать?
– выждав паузу, за которую можно принять решение, снова спросил я.
– Мы же теперь друзья. А друзья, что должны? Должны помогать друг другу.

Эмили недоверчиво посмотрела на меня.

– Вот еще, друг мне выискался! Друзья не толкают друг друга на преступления.

– Да ладно тебе, Эм, не будь занудой!

– Я не зануда!
– обиделась она на мои слова.

– Хорошо-хорошо, прости.

Она снова задумалась. Видно было, как она колеблется и не может принять правильное для нас обоих решение.

– Хорошо, Дэн, я постараюсь их найти, - спокойно и сдержанно ответила она, но по интонации я понял, насколько тяжело ей далось это решение. Ведь до сегодняшнего дня в ее планы не входило помогать мало знакомому парню, оказавшему в странной ситуации.

– А дальше-то что?
– вдруг задался я вопросом.
– Ну, найдешь ты их, расскажешь обо мне, а я возьму и больше не вернусь сюда.

– Вернешься! Вопрос только в том - когда?

На минуту мы замолчали. Каждый думал и грустил о своем. Я все еще не мог до конца поверить и принять, что в данный момент либо мертв, либо крепко сплю, либо все это лишь моя фантазия.

Вдруг наши в полной тишине размышления прервал еле слышный звук шагов и всхлипывания.

– Что такое, Эм?
– шепотом спросил я.

– Тссс...

Эмили прислушалась, а я начал оглядываться.

Приближающиеся всхлипывания постепенно перерастали в рыдания. Шаги становились громче. Недалеко от нас стал появляться размытый силуэт. И уже через несколько секунд, мы увидели девочку лет одиннадцати, в шелковом светло-розовом платье, и с аккуратно заплетенными в две толстые косы белыми бантами.

От этого взгляда мне стало страшно и невыносимо тоскливо, что захотелось умереть.

Увидев нас, девочка остановилась и перестала плакать, но по бледным, почти впалым щекам, продолжали катиться огромные слезы, небрежно падающие на ее чистое платье.