Шрифт:
Постепенно машин у ворот становилось все больше. Опустив головы, все медленно исчезали за воротами, неся в руках венки и букеты цветов. Интересно, а при жизни Аманде дарил кто-нибудь цветы?..
Все эти ужасные и нелепые мысли настойчиво лезли в голову, как назойливые мухи, от которых я никак не мог отделаться. Стоило только одной из них появиться, как следом за ней тянулись одна за другой, забивая мою голову до отказа.
– Может, тоже пойдем?
– не в силах продолжать борьбу с этим роем, предложил я.
– Мелинда написала, что они подъезжают, - прочитал Саймон сообщение, которое она только что отправила.
– Она вместе с Сарой и ее матерью.
В какой-то момент мне показалось, что время остановилось. Все, кто пришел прощаться с Амандой, будто замерли, не в силах пошевелиться и что-то говорить. Все просто стояли и смотрели на подготовленное для нее место. Место в уже новом для нее мире, в котором никогда не хочется становиться своим.
Народу собралось немного, только самые близкие и знакомые, среди которых я увидел Роджера. Его присутствие здесь меня возмутило и в то же время озадачило. Но я не стал выяснять, что он здесь делает. И без того было ясно, что он постоянно появляется там, где его никто не ждет.
В воротах показались несколько мужчин, заносивших гроб, который с каждым их шагом все больше увеличивался в размерах, неся за собой черную болезненную необратимость.
Мое сердце сжалось от боли и бессилия перед смертью. Перед той, кто сильнее любви, уважения и дружбы. Сильнее войны, разрушающей человеческие судьбы и целые города. Смерть на земле правит свой бал, каждый день выбирая, кого на этот раз поведет за собой по темному тоннелю. Поведет туда, откуда ты никогда не найдешь дороги, потому что ее нет. Ее нет туда, куда тебя ведут, и нет обратно.
Вслед за гробом шли три женщины, одной из которых была несчастная, убитая горем мать Аманды. Казалось, со дня нашей встречи она постарела на несколько лет. С обеих сторон ее поддерживали Мелинда и Сара, на лице которой смерть поставила печать о смерти сестры.
Мы втроем стояли за стеной людей, обступившей свежевырытую могилу. Нам ничего не было видно. Да я и не хотел всего этого видеть. Сквозь эту стену тел прорывался нечеловеческий вой, который подхватывал ветер и вперемешку с уличным мусором разносил среди могил. Это был вой матери, хоронившей своего ребенка.
Вокруг стоял нестерпимый запах сырой кладбищенской земли, пропитанный болью, горечью и безысходным схождением с ума.
Я закрывал руками ушли, чтобы не слышать всего этого, перенося себя мысленно, куда угодно, только бы подальше отсюда. Но всякий раз, отнимая ладони от ушей, мозг пронзал все тот же звериный вой, возвращающий меня в реальность.
Боль проникала в меня с каждым вдохом, будто каждый сантиметр воздуха был безнадежно ею пропитан. Я задерживал дыхание, чтобы меньше его впускать в себя, но тогда он безжалостно начинал впитываться через кожу.
Я вспомнил, как когда-то давно был на месте Сары, и смотрел, как от меня навсегда уходят родители. Как с каждой горстью земли, с оглушительным грохотом падающей на крышки гробов, они становятся все дальше от меня, пока, в конец концов, навсегда не исчезают под толстым слоем земли.
Глотнув горького воздуха, я закрыл глаза, чтобы прервать цепочку воспоминаний. Я будто опустил занавес, извещающий о конце постановки, и почувствовал, как по щекам покатились слезы.
Затих даже внутренний голос, корчась от боли в моем теле. Он хотел сказать что-то вроде того, что я пытаюсь его убить, что ему слишком больно и что он не может это остановить. Я наслаждался тем, что ему плохо, что, наконец, я не один страдаю в то время, как он смеется надо мной и издевается.
Несмотря на то, что остановилось чье-то сердце, все вокруг осталось и останется как прежде: стоящие на тех же местах деревья, дома, лежащие на тех же местах камни и плиты на пешеходных дорожках. Все останется на своем привычном месте.
Только у Сары все не будет, как раньше, и не будет на своем месте. У нее нет сестры, а у ее матери - дочери. Теперь вместо Аманды в их душах будет пустое черное пространство, которое до конца их дней будет напоминать о себе, лишь иногда затягиваясь тонкой пленкой, и снова разрываясь...
XVII ГЛАВА
Наступления утра я ждал, как великого спасения. Каждый раз, закрывая глаза, я отчетливо видел вчерашний день, который прокручивал в голове снова и снова. Даже внутренний голос взвыл, прося пощады. Рыдая, он умолял перестать гонять его по одному и тому же кругу ада. Взамен обещал оставить меня в покое. Но я в это не верил. Всякий раз, когда я шел на уступки, он тут же забывал про обещания, начиная снова диктовать свои правила. Поэтому на этот раз я не повелся на его уговоры и фальшивые терзания. А наоборот пытался вспомнить еще больше подробностей и сделать ему больнее, чтобы он понял, каково приходится мне, когда он поступает точно также со мной. Никто и никогда не поймет, что ты чувствуешь, пока сам не пройдет по тому же пути, пока невидимая рука также не схватит его за глотку, не давая дышать. Поэтому пусть помучается. Может, это пойдет на пользу обоим, и мы даже сможем стать друзьями. Будем друг другу помогать, а не жить в одном теле, соревнуясь, чьи команды оно будет выполнять.