присесть и обнять ее, но почуял нутром, что эта кошка сейчас расцарапает

его до крови, но не отдастся.

– Я прошу тебя, прошу... – она вытерла слезы, размазав тушь по

щекам. – Ты же меня бросишь сразу, как только кончишь! И на этом вся моя

карьера завершится. А мне нужна мечта, понимаешь? – вдруг сверкнула

злым цыганским глазом. – Ну, хорошо, о`кей, если так сильно хочешь и так

припекло, могу у тебя отсосать, мне не жалко.

– Иди ты!..

Он развернулся, пошел складывать разбросанные по всей квартире

шляпы, веера, боа из искусственного меха и прочую бутафорию. Обида,

злость, жалость к себе за то нелепое положение, в котором очутился,

стучали в виски. Взять бы фотоаппарат и раскроить ей башку!

Манхэттенская блядь!..

– Нет, она не дешевая стриптизерша, эта девочка – из дорогого эскорт-

сервиса, пять тысяч баксов за ночь, не меньше, – высказал свое последнее

слово эксперта Уолтер, когда «фильм» закончился. Он перевел дух, словно

58

только что вернулся из опасного ночного рейда. Посмотрел на часы. – Вот и

убили час времени. Спасибо Богу, послал мне такого напарника в смену.

Русский режиссер! Русские – великая нация! А русские проститутки – те

просто улет. Как же все-таки ее зовут?

Осип посмотрел на Уолтера отрешенным взглядом. От сухого воздуха

в зале снова начали чесаться глаза. Мясистое лицо Уолтера, утиный нос,

расстегнутая рубашка, пистолет в кобуре...

– Ее зовут... Кармен.

Глава 7

Машинально приложив средний и указательный пальцы – сначала к

губам, затем к мезузе на дверном косяке, Джеффри отворил дверь и

спустился по лестнице в полуподвальное помещение иешивы, где

находилась кухня. Сюда, вниз, едва долетали звуки со столовой сверху, где

студенты заканчивали ужин.

Кухня, надо сказать, вид имела весьма затрапезный, как, впрочем, и

вся иешива. Все в этом здании дышало изношенностью: столы были

неустойчивые, шаткие, складные стулья гремели разболтанными

перекладинами, двери сильно скрипели.

Что поделать, студенты хоть и должны исправно вносить плату за

учебу, но делают это немногие: одни платят с большим опозданием, другие

просто заявляют, что денег у них нет. Таких, безденежных, здесь все равно

держат. Нельзя же еврею отказать в изучении Торы и Талмуда, дать ему от

ворот поворот. Нельзя.

Так оно и тянется, из года в год: здание все ветшает, трубы все

ржавеют, двери все громче скрипят. Еврейская община Sea Gate выделяет

иешиве денег ровно столько, чтобы хватило на оплату счетов за воду и свет,

налог на землю, на самую невзыскательную еду и срочные ремонты, когда

59

скупиться и тянуть уже дальше нельзя, иначе рухнет крыша или взорвется

котел бойлера.

Но для Джеффри эта иешива – земля спасения. Сердобольные

раввины, дабы возвратить в Дом Яхве еще одну заблудшую еврейскую

душу, дали Джеффу здесь работу повара. Так что, слава Богу! Барух Ашем!

Толстые фолианты Торы и Талмуда, в кожаных переплетах, сверкают

позолотой ивритских букв, в каждой из которых всемогущий Господь

сокрыл великое учение о Своей любви к евреям. Золотятся витиеватые

буквы, на фоне нищеты и затхлости словно желая напомнить о бренности и

ничтожности всего земного и о величии всемогущего Творца...

На Джеффе – когда-то белая, а нынче посеревшая рубашка с

закатанными по локоть рукавами, мятые черные штаны, стоптанные туфли с

круглыми носками. Пегая, с рыжеватым оттенком, борода топорщится во

все стороны. Надо заметить, он сам не ожидал такого – пегого, да еще и с

рыжиной – цвета своей бороды.

Как было сказано ранее, образ Джеффри, на первый взгляд –

обычного хасида, при более внимательном наблюдении многолик. Он, вроде

бы, и похож на религиозного еврея, кто в жизни только и знает, что корпеть

над многомудрыми книгами и не интересуется ничем происходящим в этом