«Зачем ты вернулся, Ричард?! Господи, зачем?! Неужели тебе мало того, что было? Мало моих страданий? Ну, нет! Нет, мой надменный герцог!!! – подумала она с внезапной яростью. – Я больше не позволю тебе издеваться надо мной. На этот раз бой будет на равных! И победа будет за мной! Ты больше не сделаешь мне больно, чертов аристократ!»

Элеонора легла в постель и закрыла глаза. Ярость постепенно уходила, сменяясь усталостью и тоской. Ей хотелось забыть. Все тринадцать лет ей хотелось лишь одного – забыть его. Забыть то, что было между ними. Навсегда. Напрочь! Стереть из памяти, словно ничего не было. Но ничего не получилось. Неугомонное, своенравное сердце упорно хранило воспоминания, словно скряга – золотые монеты, и никак не хотело расставаться с ними.

«Черт побери, почему?!! Почему я не смогла забыть тебя, Ричард Грандчестер?! А впрочем, какая разница? Важно одно: прошлое не вернется к нам. Никогда. Я не допущу этого. История не повторится, герцог. И вы больше не разобьете мне сердце, жестокий дьявол с ледяными глазами. Прошлое останется в прошлом».

Она зарылась лицом в подушку, пытаясь прогнать образ высокого седоволосого мужчины, проплывающий под опущенными веками, и внезапно разрыдалась. Обхватив себя руками за плечи, она свернулась калачиком и рыдала. Безудержно и горько. Навзрыд. Как и тринадцать лет назад.

Пламя свечи вздрогнуло и затанцевало, рассыпавшись яркими искрами в изящно вырезанных тончайших хрустальных гранях. Жидкое золото вспыхнуло на мгновение, мягкой волной омыв гладкие стенки бокала, и таинственно замерцало. «Совсем как ее волосы. Золото… И шелк. Водопад золотого шелка. Элеонора… Элеонора Бейкер. Ты все так же прекрасна, как и в тот день, когда я видел тебя в последний раз. Впрочем, наверное, этого и следовало ожидать. Такая красота не умирает».

– Терри! Терри!!! Не смей увозить его, Ричард! Верни мне сына!!! Верни мне моего сына!!! ТЕРРИ!!!

Беззвучный крик надрывным эхом разлетелся по комнате, отозвавшись болью в сердце. Пламя свечи изогнулось, затрепетало и снова замерло в неподвижности.

«Я не хотел сделать тебе больно. Не хотел. Но ты ведь не поверишь в это, не так ли? Не поверишь. Я сам в это не верю. Я не хотел. Но знал, что так будет. Прости».

Ричард Грандчестер поднял бокал и задумчиво посмотрел на искрящееся теплым светом золото бренди, а затем поднес к губам и осушил залпом. Огненная волна обожгла горло, растекаясь теплом по венам. Герцог медленно поставил бокал на стол и замер, неподвижно глядя в одну точку. Часы пробили полночь. Бросив на них равнодушный взгляд, он отвернулся к окну и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза.

«Элеонора… Тринадцать лет… Тринадцать лет я не видел тебя. Но я ведь и не искал встреч. Да, не искал. Потому что так было лучше. Для нас обоих. Что дали бы эти встречи тебе или мне? Новую боль? Новое отчаяние? Зачем? Нам с тобой достаточно боли. А ты совсем не изменилась, моя Джульетта. Хотя, наверное, ты уже давно не играешь эту роль. Теперь ты играешь другие роли. Но для меня ты навсегда останешься девочкой, влюбленной в пьесы Шекспира. Вечной Джульеттой».

Пламя свечи затрещало и погасло. Комната погрузилась во мрак, но герцог не заметил этого. Он думал о женщине. О женщине, которую любил больше двадцати лет.

Продолжение следует…

====== Часть 15. Мадемуазель Шанталь ======

Видно это впрямь лукавый рок

Подшутил над нашими сердцами

Луна Коу

Июнь 1918 года,

Чикаго.

«Что, черт возьми, происходит?! – яростно вопрошала себя Элиза, нервно меряя шагами комнату. – Это невероятно! Это просто немыслимо!!!»

Взглянув в зеркало, она скорчила своему отражению недовольную гримаску и, резко отвернувшись, опустилась в стоящее рядом кресло, раздражено теребя кончик каштанового локона.

«Почему?! – лихорадочно размышляла девушка, нервно постукивая кончиками пальцев по подлокотнику. – Черт побери, почему?!! Может, я сделала что-то не так? Нет, не может быть! Я была сама любезность. Нет, дело не во мне. Тогда в чем? В чем?! Почему он так себя ведет?!»

После посещения «Мессалины» она рассчитывала на то, что Альберт и впредь будет сопровождать ее на рауты, вечеринки и прочие светские развлечения. В конце концов, это входило в обязанности главы семьи, а, принимая во внимание положение семьи Эндри и помощь, обещанную ей мадам Элрой, Элиза ожидала, что он с большим вниманием отнесется к своим обязанностям в отношении нее. Однако, к ее безграничному удивлению, Альберт больше ни разу не навестил их, не говоря уже о том, чтобы сопровождать ее куда бы то ни было. Правда, мадам Элрой два или три раза приглашала их семью на вечерний чай. Разумеется, все приглашения могущественной покровительницы, на поддержку которой Элиза возлагала большие надежды, были с благодарностью приняты, но, как выяснилось на первом же чаепитии, ее радость оказалась преждевременной, поскольку дядюшка Уильям не удостоил своим присутствием ни одно из этих милых семейных мероприятий. Впрочем, это было не совсем верно. Однажды, когда они (не без ее усилий) засиделись допоздна, он все же появился, но, вежливо и официально поприветствовав дам, тут же удалился, сославшись на усталость. Разумеется, это была ложь. И то, что Альберт даже не попытался скрыть это, разозлило ее еще сильнее.

«Да как он посмел?! Как он смеет относиться ко мне столь неуважительно?!! В конце концов, моя фамилия Лэганн! Господи, да он даже не скрывает своего пренебрежения! Что подумают люди?! Не дай Бог, поползут сплетни, что глава семьи Эндри не благоволит Лэганнам. Что станет с нашей репутацией?! Даже подумать страшно. Нет, этого не будет! Я этого не допущу!!! Я стану леди Эндри! Любой ценой! Обязательно стану. И тогда я буду диктовать правила!»

Элиза закрыла глаза и мечтательно улыбнулась. Темнота под опущенными веками покачнулась, преобразившись в роскошный зал, освещенный мириадами свечей, пылающих в позолоченных канделябрах и хрустальных люстрах под высокими лепными потолками. Стена слева от нее была украшена огромными зеркалами в изящных витых рамках и драпировками из золотистого шелка, а справа высокие французские окна были распахнуты в сверкающую серебряными звездами ночь. Легкий ветерок ворвался в зал, мягко всколыхнув волны тончайшего шелка ее роскошного наряда…