– От тебя несет отвратительным пивом, – нахмуривает он брови. – Пойдем со мной.

И он обволакивает мое запястье, отталкивает людей, что притихли, удивлено прослеживая за нашими шагами. Нильс ведет меня к зеленым занавесам, а я не нахожу сил заговорить или вырваться. Мне казалось, что он сейчас сможет так же усмирить меня, как и финалиста на матах.

Это оказалась большая холодная комната. Пару обычных диванов, умывальник, зеркало, деревянный стол. Тут было мало вещей, а обстановка оказалась давящей. В то время, как мы проходим к центру комнаты, к большому деревянному столу, в комнату врывается рефери в запачканной белой рубашке. На нем была кровь.

–Ты в своем уме, Веркоохен? Я просил тебя быть сдержанным! Когда я говорю – хватит, это значит «хватит», а не «убей»! – разразился криком молодой мужчина с уложенными волосами.

– Он сам виноват. Этот идиот не умеет ни черта в этой жизни! Ты сам видел, как он нарушал правила! Так что иди к нему и его папочке, целуй их в задницу, Джошуа! – рассердился Нильс, опустив свой кулак на стол с характерным стуком. Мне было некомфортно. Мне было здесь не по себе. Мне не нравилось тут находиться, и мне не нравился Нильс в бешенстве.

– Не ори на меня, Веркоохен! Не смей так со мной разговаривать! Я поднял тебя на сцену, потому что поверил на слово!

– Если ты поставишь меня в пару с этим ублюдком еще единый раз, я сделаю все, чтобы его кости оказались переломаны! – неугомонно кричит Нильс, а я не знаю куда себя девать, задыхаясь.

– Веркоохен… – выдохнул рефери. – Приди ко мне завтра. Поговорим наедине. Не пугай ее, – мужчина обращает на меня внимание, а я, затаив дыхание, замечаю взгляд потемневших синих глаз Нильса. – Я выпишу тебе штрафную, Веркоохен.

– Джошуа! – возмутился Нильс. В комнату заходит женщина с аптечкой, стремительно придвигаясь к Веркоохену. – Ты не имеешь права! Он меня мало ли не столкнул с ринга! – но, как бы, не старался громче кричать Нильс, мужчина в испачканной рубашке покидает комнату. – Не прикасайся ко мне, – раздраженно рычит парень, когда незнакомая мне женщина, касается его брови, рассматривая рану, с которой струей сочится кровь. Она выглядит старше, может быть она здесь медик.

Женщина не слушает Веркоохена, который в гневе, смотрит перед собой, задумавшись, а она открывает аптечку и спешно наливает на вату спирт так, что по ее рукам стекают капли. Совсем неосторожно она прикладывает вату к его лицу, а в ответ Веркоохен шипит, отталкивая ее в сторону.

– Я сказал – не прикасайся!

– Веркоохен, у тебя будет заражение, – вполне спокойно объясняет женщина.

– Проваливай! – крикнул он, указав пальцем на дверь. Я чувствую, как внутри все внутренности напросто сжались, а женщина обреченно качает головой.

– Хорошо. Я оставлю аптечку здесь. Удачи, Веркоохен, – женщина, которая была само спокойствие, отворачивается от Нильса, кивнув мне в его сторону. Я, расширив глаза, понимая, что она имела в виду, потрясенно наблюдая, как она быстро покидает комнату.

До ужаса неудобно. Страшно. Он сейчас на грани. Но, ему действительно нужна помощь. Веркоохен, не двигаясь, тяжело дышит, и я не могу даже догадываться, что сейчас твориться в его голове. Ожидая, пока он выдохнет свою ярость, я остаюсь в стороне, чувствуя, как охладели мои руки. Когда он рывком садится на огромный стол, и прикрывает свои глаза, опуская плечи, и неприятно жмурится, я понимаю – путь свободен.

Едва слышно переставляя ноги, я оказываюсь рядом с парнем. На его теле темнеют большие синяки. Мне безумно жаль его, но так же он сейчас меня страшит. Когда он поднимает свои глаза, услышав, что я открываю баночку антисептика и аккуратно смачиваю ватку – хмурится и напрягает свои плечи.

Я встаю напротив него, дрожа, когда бережно подношу вату к его лицу, с молящими мыслями к Господу, чтобы он не закричал и не оттолкнул меня. Он сидит, грозно смотрит на меня, и не шелохнется, когда я стираю кровь с его лица, плавными движениями, едва касаясь его ран.

Когда сердце уже не в силе работать в таком диком ритме, а мой затылок колет от напряжения, я прикрываю глаза, меняя вату на чистую и вновь смачивая ее антисептиком, судорожно прикрывая глаза.

– Я не знал, что он пройдет в финал, – тихо заговорил Нильс, а я, встретившись с его глазами, попыталась смолчать, продолжая стирать кровь и аккуратно промывая рану. – Я напугал тебя?

Молчу, не хочу вновь реветь. Мне хочется тишины, и видеть его умиротворенность. Волнение, что я испытала, выбило меня из колеи. Мне было страшно за него, мне было страшно за финалиста. Игра – есть игра, но это – жестокое избиение.

– Рози, – он перехватывает мою руку. – Я, правда, не думал, что так выйдет. Мы с ним давно не ладим. Он тот еще подлец, поверь мне. Он заслуживает…

– Нет, Нильс. Никто не заслуживает такого. Ты сорвался. Ты утратил контроль. Ты оставил меня там. Хотел, чтобы я волновалась за тебя? Мое сердце едва не разорвалось оттого, что он сделал с тобой, и оттого, что сделал с ним ты, – и я жалуюсь. Я жалуюсь ему на его поведение, на его проступки, на то, что я ненавижу чувствовать.