– Ты умеешь пользоваться такой техникой, Тони? – улыбнулась я. «Тони» вопросительно склонил голову на бок, приподняв бровь.

– Моя мать была маглой, Анж. То, что ты умеешь, меня удивляет больше.

– Мой отец живет среди маглов. Он же сквиб, - прошептала я. Долохов отмахнулся.

– Даже будь я на чистоте крови помешан – твой отец – чистокровный сквиб. Претензии с него сняты, не будучи предъявленными.

– Но ты на ней и не помешан, - буркнула я, направляясь в спальню. Наши немногочисленные вещи находились там, в том числе и моя одежда – еще одни джинсы и свитер. Но меня остановило прикосновение руки к локтю. Рывком притянув меня к себе, Долохов вгляделся мне в лицо.

– Я полукровка, еще раз напоминаю, - прошипел он.

– А любимая тобой женщина – гря… маглорожденная, - назвать Розалину грязнокровкой у меня язык не повернулся бы, особенно в его присутствии. Я была к этому слову более лояльна, как и многие маги-американцы, чем англичане. Но я понимала, что если я так назову любимую им женщину, то в лучшем случае это окончится небольшой ссорой, в худшем – примеров его злости было хоть отбавляй. И я лежать в одной больнице в одном крыле с матерью Невилла не хотела…

– Я об этом узнал, когда нам было по двадцать лет, - усмехнулся Антонин. – Видимо, ранее ставить нас об этом в известность никто не собирался. Так вот, не бойся, твоему отцу ничего не угрожает, у меня есть более интересные дела, чем сдавать его, тем более американца, своим друзьям. Как и тебя, милая девочка-аврор.

– Что? – я почувствовала, как сердце замерло и болезненно сжалось.

“Я скрывала это даже от Кэтрин, и весьма успешно. Ничто не могло и не должно быть этого выдать, – успокаивала я себя. – Он просто не мог догадаться!”

– Я о том, что ты училась на аврора, - его глаза очень странно сверкнули. – Это иначе называется?

– Студент аврората, - я сглотнула образовавшийся в горле комок. – Я всего лишь бывшая студентка аврората.

– Ну да, разумеется, - улыбнулся он. Вот только глаза, проницательные и странно блестящие, не улыбались… Я понимала, как опасно для меня разоблачение, чем оно для меня закончится. Не понимала я другого – если он догадался или догадывался, почему он меня не выдавал… Однажды я узнала ответ на этот вопрос, но тогда неведение и странное поведение жестокой правой руки Беллатрисы могло лишь заставлять меня жить в постоянном опасении и недоумении. Еще больше усиливавших странную связь между нами… - Утром идем ловить старикашку, пока ты спала, у меня появились кое-какие соображения по поводу мест его появления, - сменил он тему. Я облегченно выдохнула. К тому же хватка за мой локоть стала слабее и куда приятнее… Почти, я бы сказала, нежнее.

– Может, тебе стоит поспать перед этим? – спросила я. – Тони, ты довольно мало спишь последние дни, - впервые я так назвала его у Реддлов, на фоне испуга и волнения. И, что с удивлением было мной отмечено, ему понравилось… Так Антонин Долохов дома для нас как-то превратился незаметно в «Тони».

– Человеку моей профессии нужно думать о деле прежде всего, - хмыкнул он. – Учись, Анж. Это ведь и твоя профессия тоже, - он убрал прядку моих разноцветных волос мне за ухо. – Иди спать.

– Я вряд ли усну сейчас, - отмахнулась я. – Но попробовать можно. И стоит обоим.

– Анж! – однако на его возражения у меня нашлись свои. Я была едва ли не единственным человеком, кроме Лестрейндж, разумеется, кто рисковал дерзить Долохову. И дерзить безнаказанно. Поэтому примерно с полчаса перепалки спустя в спальню номерочка удалились мы оба. Я укуталась в одеяло, сняв мокрое полотенце. После случившегося в ночь возвращения от Реддлов, да и случавшегося потом, стыдиться мне было уже совершенно нечего… И, что было для меня в какой-то мере неожиданно, а в какой-то, тщательно мною подавляемой, приятно, в ту ночь я на месте мужа представляла… самого мужа. Как и после этого во время поцелуев, объятий и повторений того события.

Вот и в тот раз я, засыпая, ощутила на талии теплые грубые руки, а к спине прислонилось что-то большое, теплое и мягкое… Вскоре тяжелое дыхание сменилось сонным сопением, а вот мне не спалось и я, вспомнив ту колдографию, с которой началась вся эта неоднозначная история, вдруг подумала, что ненавижу эту женщину. Не зная ее и ни разу не видев, ненавижу… Я прекрасно понимала, что между нами нет и не может быть любви, что мы никогда не будем друг к другу ближе, чем уже стали, но призрак ее постоянным напоминанием о себе, постоянной преградой висел между нами. Я не знала почему, но я завидовала Розалине… Точнее тому, что любить меня так же сильно и искренне он не будет никогда. Я не знала, как это вышло, но то, чего я в самом начале октября боялась, в некотором роде случилось. То самое «влюбиться в Пожирателя». Тогда я и не представляла тех слов, что услышу от него однажды. Последних слов нашей истории, сказанных им вслух…

***

– Это он, - я посмотрела на колдографию и снова взглянула на торопливо проталкивающегося через толпу невысокого седого мужичка с большими усами. Антонин кивнул мне на дверь магазинчика сувениров, где мы и грелись, и мы поспешно покинули помещение. Мужчина в черном пальто и нелепых зеленых шапке и шарфе, с кейсом для бумаг, как раз подходил к зданию этажей в шесть. Антонин на ходу поднял воротник пальто и закутал лицо шарфом так, что из-под шляпы видны были только сверкающие серые глаза. Я одернула свою курточку и поправила «художественный беспорядок» на голове. Несмотря на то, что я начала носить более светлые вещи и стремилась вернуть волосам рыжину, своему стилю и образу я до конца так и не изменила.