И когда пришло время разрывать связи, Марти с ужасом осознал, что не может избавиться от чувства привязанности к Юджине. Если бы он это сделал, то непременно бы лишился чего-то важного, какой-то части себя. Эту боль он вынести не смог бы. “Господи, как это всё неправильно! — в отчаянии думал Марти, чувствуя себя последней скотиной по отношению к матери. — Да уж, родную мать бросил, а девушку не смог…”

А самое ужасное было то, что при всей своей любви к Юджине, Марти не мог ничего сделать с её угасанием. Она таяла буквально у него на глазах: девушка похудела, побледнела, её мир, так сильно связанный с ней, пожух и потускнел — а он мог лишь наблюдать за тем, как она страдает, и чувствовать боль на сердце. И всё-таки он продолжал упрямо возвращаться, не в силах забыть, не в силах помочь, не в силах прекратить эту пытку отравляющей любовью.

Тот день мало чем отличался ото всех остальных. Марти, как обычно, пришёл к Юджине, и они, как всегда, в молчании пили чай. Наверное, из-за своего отношения к этому миру Марти считал этот чай самым вкусным и ароматным. Он всегда делал комплименты Юджине по поводу напитка и сопутствующих сладостей, а та непременно вежливо улыбалась, даже в течение последних четырёх лет. И всё же эта жалкая улыбка на осунувшемся лице не шла ни в какое сравнение с её прежней радушной и светлой улыбкой.

— Спасибо, что продолжаешь приходить в этот мир даже в таком неприглядном его состоянии, — нарушила тишину Юджина, чувствуя, что молчание продолжалось слишком долго и начинало становиться грубым.

Обычно Марти в ответ на это лишь с лёгкой улыбкой качал головой, говоря, что это не стоит благодарностей, но не сегодня. Сегодня его слишком охватила горечь от всего происходящего. Тяжёлые мысли захлестнули его с головой, и он, не до конца соображая, что делает, вдруг опустил глаза в стол и опёрся лбом о сцепленные в замок руки. Юджина с лёгким недоумением склонила голову набок. А Марти горько усмехнулся и произнёс:

— Я не мог поступить иначе… Ведь я… Я люблю тебя, Юджина, — вдруг неожиданно даже для себя признался он и тут же в смущении ниже опустил голову.

Юджина в удивлении смотрела на него, не находясь, что сказать. Марти понял, что брать свои слова назад уже поздно, и скосил глаза на собеседницу в ожидании её ответа. Наконец, Юджина медленно заговорила:

— Что ж, Мартин, я польщена такое слышать. Ведь я прекрасно осознаю, что в нынешнем состоянии совершенно не похожу на объект для воздыхания. Вот только мне жаль, что не могу ответить взаимностью: я люблю твоего брата. Прости. — Юджина виновато отвела взгляд.

Марти молча выслушал её. Не сказать, что он не ожидал такого ответа — наоборот, он уже миллиард раз прокручивал в голове, как признается ей в любви, но в его мыслях почти всегда за этим следовал подобный отказ. И всё же в глубине его души теплилась смутная надежда, что за всё это тяжёлое для них обоих время, что он был рядом с ней, в ней зародилось ответное чувство. Именно из-за неё ему так больно было слышать отказ. А ещё в нём неожиданно закипела злоба из-за упоминания брата. Марти и сам иногда не понимал, почему разговоры о Уилле вызывают у него такое бешенство: старший брат всегда поддерживал его в трудную минуту и никогда не проявлял враждебности по отношению к нему. Но факт оставался фактом: когда речь заходила о Уилле, Марти непременно начинал задаваться вопросом: “Почему? Почему он всегда оказывается впереди? Почему все те, кого я люблю, любят Уилларда сильнее, чем меня?..”

— … Почему он всегда лучше? — непроизвольно озвучил Марти поток своих мыслей.

Юджина даже опешила и осторожно поинтересовалась:

— Ты о Уилларде?

Марти поднял глаза и зло усмехнулся.

— О ком же ещё? — хмыкнул он. — Разве не Уилл — идеальный сын для своих родителей, который всегда спокоен и аккуратен? Разве не он обо всех заботится и вообще главный альтруист? Разве внимание тех, от кого бы я его больше всех хотел получить, не на стороне Уилларда?! — Марти невольно повысил голос. Он говорил первое, что приходило ему на ум, совершенно забывая о собственных преимуществах перед братом, таких как талант к музыке и лучшая коммуникабельность, и приписывая ему те качества, которыми он вовсе не обладал. Поддавшись эмоциям, Марти выплёскивал весь накопившийся негатив по отношению к Уиллу. Наконец, он вскочил со стула, отчего тот завалился на пол, и в сердцах вокликнул: — Да моя жизнь без него будет определённо лучше! Я пойду в эту школу только ради Рэм, а он пускай и дальше гниёт в этом чёртовом мире, мне плевать!

Марти осознал, что сболтнул лишнего, когда уже было слишком поздно. Едва до него дошёл ужасающий смысл собственных слов, он сам испугался всего этого и тут же повернулся к Юджине, чтобы объясниться. Вот только встретил его неожиданно холодный, полный тихой ненависти и презрения взгляд.

— Убирайся отсюда вон, — безжалостно проговорила ведьма.

— Юджина… — растерянно пролепетал Марти, ошарашенный резкой переменой в её отношении.

Юджина нетерпеливо прикусила губу, а затем отчётливо повторила:

— Я сказала: убирайся вон. Такой неблагодарной скотине не место в моём мире. Всё ещё не понимаешь? — спросила она, видя, что он не шевелится, растерянно глядя на неё. — Тогда я объясню. В первую нашу встречу ты произвёл на меня не особенно приятное впечатление. Тем, кто защищал тебя, говоря, что ты на самом деле хороший парень, был Уилл. Он делал это искренне, без какого-либо корыстного умысла. Просто потому что он действительно любил тебя. И я поверила ему. Какая жалость, что и он, и я в тебе ошиблись… — сокрушённо заключила она и, кажется, собиралась повторить своё требование, но Марти опередил её.

— Но он ведь врал тебе! — в возмущении, призванном замаскировать отчаяние, воскликнул он. — Уилл встречался не только с тобой, у него ещё параллельно были отношения с Адель Тироуз!

Юджина вздрогнула, её глаза расширились в удивлении от его наглости и этого заявления. Наконец, она торопливо отвернулась и с болью прошептала:

— Так значит мои подозрения были верны… Но это ничего не меняет, — решительно заявила она, вновь повернувшись к Марти, и повторила: — А теперь, пожалуйста, исчезни с глаз моих, если не хочешь стать новой подставкой для ножей Амели.