Он распахнул дверь резко, без предупреждения. И то, что он за ней увидел, подтвердило его худшие опасения.

На столе, лицом вниз, лежал его отец. Вот только он делал это явно не ради простого отдыха: в его правой руке был зажат пистолет, а на гладкой поверхности стола, среди бумаг и писчих принадлежностей, растекалась быстро увеличивающаяся лужа крови. Кровавые брызги и красные ошмётки были и много где справа от стола: на мягком кресле, на стене, на небольшой части окна.

Марти не раз прежде слышал этот звук на тренировках Рэм по стрельбе — звук выстрела из пистолета. И теперь этот звук забрал с собой жизнь его отца.

Марти задрожал всем телом. Его охватил ужас и запоздалое раскаяние. “Ведь это именно я довёл его… Своими словами, я довёл папу…” — лихорадочно думал он, в то время как по щекам уже текли слёзы. Его зрачки сузились. Марти не отрывал отчаянного взгляда от трупа отца. Ему было тяжело стоять, поэтому он отступил назад, к стене, и прижался к ней спиной. Но это ничуть не помогло: он сполз вниз и приземлился на зад. Ему хотелось кричать, но крик застрял в горле, будто бы царапая его изнутри. Наконец, сдавленный звук всё-таки сорвался с его губ. Марти полным боли и сожаления голосом произнёс лишь одно слово:

— Папа…

***

На похоронах Робина Фебфлауэра присутствовало не так уж много человек. Он был достаточно замкнутой личностью и открывался только немногим близким, так что помянуть его захотели также довольно мало людей. В этот день выдалась крайне тоскливая погода: солнце скрывалось за тяжёлыми серыми облаками, ни на секунду не показываясь даже в маленьком просвете, и всё выглядело так, словно вот-вот начнётся один из типичных для туманного Альбиона дождей.

Марти всё время церемонии стоял поодаль, чувствуя, что не имеет права после всего приближаться к кому-либо из родных. Он избегал встречаться с кем-нибудь взглядом, видя свою вину в произошедшем. Ему было стыдно за всё, что он делал прежде: за тот разгульный образ жизни, который он вёл последние два года, за свои жестокие слова по отношению к отцу, за боль, которую он причинил близким, за эгоизм, за бессмысленные споры.

А ещё его одолевали нерешительность и волнение. Ещё полтора года назад он получил известия насчёт брата с сестрой от Юджины. Та, как и обещала, выяснила, что примерно с ними случилось. Судя по её рассказу, их души заперты в определённом мире, и шанс их вытащить есть. Вот только имелась и одна серьёзная загвоздка: это измерение окружал какой-то барьер, созданный с помощью украденной из её библиотеки книги, и пробиться снаружи было невозможно. Но и это можно было решить: это место было ловушкой под прикрытием элитной академии в Японии для талантливых учеников, существующей одновременно в нескольких мирах, в том числе и в его собственном. Если тебя выберут, ты сможешь туда попасть. И всё это время Марти тайно готовился к операции: оттачивал своё мастерство как барабанщика, напряжённо учил японский. Правда, у этого были и свои побочные эффекты, такие как изуродованные фанатичной игрой ладони и бессонница от обилия информации, но результатов он добился. А за день до похорон он как раз получил шанс поехать в страну восходящего солнца в качестве ученика по обмену. Теперь же он выжидал момент, чтобы рассказать об этом последнему живому члену своей семьи — матери.

Едва последняя горсть земли была брошена, все стали потихоньку расходиться. В этот момент к Марти приблизилась женщина, на которой чёрный цвет одежды смотрелся действительно гармонично и естественно, как бы жестоко это ни звучало в такой момент. Одного взгляда на неё хватало, чтобы осознать, что они с Марти родственники — незнающий человек даже мог подумать, что именно она его мать. Но нет, эта русоволосая женщина средних лет с старомодной причёской, правильными чертами лица и добрыми серыми глазами была его тётей, младшей сестрой отца. По забавной прихоти их родителей, её также назвали Робин Фебфлауэр, но большинство людей знало её как Инь. Она приблизилась к племяннику и ласково потрепала его по макушке.

— Ну что, Марти, теперь ты остался у мамы один, — горько улыбнулась она. — Сомневаюсь, что моей поддержки ей будет достаточно, так что уж позаботься о ней, хорошо?

Марти замялся, а затем неуверенно кивнул и промямлил:

— Д-да…

Инь вновь улыбнулась, но её печальные глаза с головой выдавали её истинные чувства. Она стала такой тогда же, когда Уилл и Рэм впали в ту странную кому: её дочь, их кузина Рэйчел, также оказалась в подобном состоянии. А Инь, заметив приближение своей лучшей подруги, с тяжёлым вздохом отправилась прочь, бросив последний взгляд через плечо на могилу брата.

И вот рядом с Марти уже оказалась та, кто его всю жизнь воспитывал — Сателла Фебфлауэр. Сейчас на её лице были измученное выражение, но при обычных условиях Марти всегда считал её идеалом красоты — разве что брюнетка, а не блондинка. Но и мягкие черты лица, и фигура с пышными формами и стройной талией его вполне устраивали, и не раз он думал, как хорошо было бы иметь похожую на неё девушку. Сати ласково улыбнулась младшему сыну и тихо поинтересовалась:

— Ну и что ты собираешься делать, Марти? Будешь жить, как прежде?

Марти решительно тряхнул головой. Он и так чувствовал, что потерял кучу времени впустую, и не хотел повторять ошибок прошлого. В глазах Сати появилась надежда; надежда, что он теперь не оставит её. Марти очень не хотелось её разочаровывать, но он уже набрался решимости покинуть родные места в погоне за жизнями брата и сестры. И теперь, сделав глубокий вдох, он вновь покачал головой, но уже не уверенно, а медленно. Этот его жест очень встревожил Сати, и она осторожно спросила:

— Ты… что-то хотел мне сказать?