Лиллис полагался отдельный от мужчин стол, ничем не отличавшийся в блюдах от мужского. Пододвинув к себе серебряную тарелку, девушка принялась накладывать на неё покрытый золотистой корочкой рис, стыдясь своей голодной торопливости. Похожим образом себя чувствовал и Сорах, зачерпывающий ложкой щедро сдобренный гранатовой мякотью мясной гуляш. Вдыхая горячий пар, источающий ароматы корицы и мяты, он сглатывал набегающую слюну, борясь с могучим искушением горой навалить на своё блюдо всё, что есть на столе. Впрочем, голод не мешал ему думать. Запивая гуляш мятным дугхом, он поглядывал на их хлебосольного хозяина, пытаясь по имени и его поведению определить, куда их с Лиллис занесло. То, что они во дворце чародея, причём, очень могущественного — не вызывало сомнений. Джинн так и представлял им его, назвав ас'сагиром, что означало не просто волшебника, а Волшебника с большой буквы, по Силе и Могуществу которому найдётся немного равных. На Западе таких чародеев называли «архимаги» — они возглавляли целые гильдии и большие школы, в которых одарённых детей учили волшебству. В Атраване было не так много волшебников заслуживающих такого пышного титула, ещё меньше среди них носило имя Коэнна, да и прозвище чародея аль Алялат говорило само за себя. Хороший певец обязан иметь хорошую память, чтобы хранить в ней все услышанные им в странствиях новости и истории, которые могут заинтересовать слушателей, потому имя Коэнна было ему смутно знакомо. Кажется, это он помогал избавить Восточные санджаки Атравана от вспышки чумы и именно ему приписывали усыпление нышаванского дракона, который чуть не спалил дотла Карасет полвека назад. Сорах сам видел громадный драконий череп, выставленный на показ на главной площади города, когда путешествовал в Нарастан.

— Всё ли вкусно? — Когда первый голод был утолён, заботливо осведомился Коэнна ибн Шари, когда Сорах слишком долго рассматривал его, забыв прожевать кусок мяса во рту. — Всем ли довольны мои гости?

Казалось, он не замечал, или просто делал вид, что не замечает обращённого на него интереса. Волшебник лениво перебирал фаршированные оливки, почти не притрагиваясь к еде, но зато с большой охотой пил, раз за разом наполняя свою чашу то дугхом, то сильно разбавленным по бединским традициям вином.

— У вас замечательный повар, устад, — честно ответил Сорах, облизывая испачканные в мясном соусе пальцы. — Такие кушанья не стыдно подавать на стол самому Саффир-Шаху!

— Это всё Асдашир. Он в одиночку следит за всем миом оазисом — не знаю, как бы я со всем этим справлялся, случись мне вести хозяйство самому!

— Я не готовлю. — Громыхнул из ниоткуда басовитый рокочущий глас. — Жри скорее, червяк, я должен успеть вернуть серебряные блюда, прежде чем их хватятся, иначе повару отрубят руки за воровство — где я тогда буду добывать обед для повелителя?!

— Вы… — Сорах едва не подавился куском, осознав с чьей кухни, был сворован этот гуляш, но открыто обвинять волшебника в воровстве у певца не хватало смелости.

— Ворую кушанья у шах-ан-шаха. — Докончил за него волшебник, согласно качая пучком седых волос. — Как видишь ни я, ни Асдашир не умеем готовить! К сожалению, волшебство не позволяет сотворить шербет прямо из воздуха, потому приходится брать его в другом месте и переносить сюда. Асдашир ведь не отбирает последнюю лепёшку в хижине бедняка, он берёт еду там, где её слишком много для того чтоб её могли всю съесть — да простит мне Аллуит этот грех. Уверяю тебя, путник, повара Саффир-Шаха даже не замечают этой пропажи. Надеюсь, я не испортил вам обоим аппетит этим признанием?

— Пожалуй, это даже справедливо. — Подала голос из-за своего стола Лиллис. — Всевышний указывал пускать к своему столу не только богатых, но и нуждающихся. Вряд ли такие найдутся при шахском дворе…

Будь на месте волшебника какой-нибудь хаммадский бек, он бы оскорбился от того, что женщина так бесцеремонно влезает в мужскую беседу, но Коэнна лишь радостно улыбнулся.

— Ты говоришь прямо как мой старый друг улле-Эфеби. — Ответил Коэнна, хитро прищуривая зелёные глаза, отчего в их уголках собрались рельефом морщины.

— Так говорил наш улле… — Тихо проговорила Лиллис и по её лику пробежала тень скорби, от воспоминаний о своём селении, брате и постигшей их участи.

Коэнна хлопнул в ладоши и блюда на столах мгновенно переменились. Теперь перед гостями стояли тарелки с нарезанными фруктами, солёными орехами и маринованным в уксусе чесноком.

— Думаю, теперь, когда вы утолили свой голод, наконец-то настало нам время познакомиться. — Произнёс чародей, протягивая руку к горке маринованного чеснока на широком блюде. — Моё имя вы уже знаете, а как мне величать вас?

Это простое напоминание шарахнуло гостей как пыльным мешком по голове, залив лица пунцовой краской стыда. Как они могли забыть о простейших правилах приличия?! Волшебники, даже не будучи сами по себе злодеями, люди по натуре очень мнительные и могут обидеться на любую мелочь, сочтя это признаком неуважения к себе.

— О, Аллуит, как мы могли забыть?! — протянутая к лакомству рука хаммада быстро отдёрнулась обратно, будто обожглась. — Моё имя — Сорах ас'Хазир, устад. Я шайрун, путешествующий по пескам, поющий песни и рассказывающий слушателям сказки и легенды о былых временах.

— Лиллис… — Виновато опуская голову, представилась девушка, чёрная кожа которой стремительно становилась коричневой. — Простите нас, устад…

— Не стоит извинений, дитя — Небрежно отмахнулся волшебник как от чего-то несущественного. — Было бы жестоко изнурять церемониями умирающих от голода. Так как говоришь твоё имя? Лиллис и… всё?

— Отец называл меня Азасэрху. — После короткой паузы с некоторым вызовом ответила бала, исподлобья метнув в волшебника взгляд чёрных очей.

— Свободолюбивая… — Тут же перевёл для себя Коэнна, довольно кивая. — Это прозвище тебе подходит. Так, что занесло вас двоих в пустыню? Да ещё и пешком?