Шаг за шагом мы продвигались вперед. Бенедикт перебрасывался приветствиями с коллегами, а я все так же примерно махала и улыбалась. Если к завтрашнему дню у меня не сведет челюсть, то внутренний лажометр точно не преминет погрызть на предмет виртуозной игры. Еще несколько шагов вперед, девушки завизжали сильнее. Обернулась из любопытства. К нам подходил Даниэль Брюль. Я на радостях вцепилась Бенедикту в руку, но вовремя вспомнила, что дипломатический протокол запрещает мне визжать, как сумасшедшей. По эту сторону ограды я должна вести себя, как приличная, и не плясать вокруг актера ритуальные танцы народов севера.

Они поздоровались, Бенедикт представил меня, Брюль поцеловал руку, а я не сдержалась и выпалила:

– Я пересматривала «Гонку» раз пять, наверное. Должна признаться, что влюблена в Вашего Лауду. Он именно такой, каким я себе его представляла. Вы потрясающий актер.

Даниэль сначала растерялся, улыбнулся, дабы пауза не показалась сильно неловкой, и ответил мне на немецком же:

– Спасибо. Впервые слышу комплимент от девушки в адрес «Гонки». Я думал, что все женские симпатии в фильме на стороне Криса, - он рассмеялся и добавил для Бенедикта на английском: – Твоя девушка только что призналась мне в любви. Извини, друг.

Бенедикт приподнял бровь, смерил нас надменным холодным взглядом а ля Ассанж и демонстративно пошел вперед. Даниэль предложил мне свою руку.

– Ребята, может, хватит разыгрывать «Пятую власть»? – Камбербэтч удалялся, предоставляя мне лицезреть его вредную задницу, а Брюль взял под руку, не особо считаясь с тем, что я вроде бы и не просила его в провожатые. Не орать же мне на всю Потстдамер платц: «Бенедикт Чтоб Тебя Мьельниром Пристукнуло Камбербэтч не дразни меня своей скульптурной задницей и забирай, пока я не передумала», потому растянула губы в улыбке, зарабатывая крепатуру, и пошла дальше с «Лаудой».

Бенедикт ненамного от нас оторвался, и мы встретились у синей стены с медведями, традиционного места для фотографий. Эти два идиота улыбнулись, обменялись какими-то уж больно специфическими шутками, пожали друг другу руки и похлопали по спине. А я стояла и решала, кому из них шутников первому открутить голову. Бенедикт протянул мне руку:

– Иди ко мне, фотки на главную страницу в «фейсбук» делать будем.

– Я что на переходящее красное знамя похожа? – возмущенно спросила я. Брюль рассмеялся, а мой непросвещенный английский друг уставился на нас, в ожидании объяснений.

– Нечего смеяться, я в обиде, - сообщила Даниэлю неутешительный диагноз я и вернулась к идиоту номер один.

***

– Бенедикт, - шепнула ему, пока мы стояли в компании номинантов этого года и великосветски вставляли между делом свои комплименты. На этот раз от социального самоубийства меня сдерживала перспектива перемыть им косточки на фуршете после премьеры, или уже в гостиничном номере. Как можно обсуждать фильм с самодовольством кукушки, хвалящей петуха, когда ты и трейлера не видел? Дорогие мои, может, это скепсис медиа работника, но я могу даже на «Иисус Христос – охотник на вампиров» такой промо-текст накатать, что вы обрыдаетесь. Но фильм-то здесь причем? Давайте похлопаем талантливым пиарщикам, которые…

– Да, Хеллс, - он склонился ко мне, чуть сильнее приобнимая за талию, чтобы я отреагировала на него и отложила мысленное поношение окружающих до лучших времен.

– Это же, - начала я неуверено и задыхаясь от восторга, - это же Вим, Вим Вендерс. О, боги, Бенедикт, правда, у меня не галлюцинации? – Мы повернулись в сторону седовласого великана в очках с роговой оправой.

– Пойдем, поздороваемся, - сказал Бенедикт, как мне показалось, обрадованный тем, что мы покидаем компанию юных звезд кинематографа.

– Правда? Можно? Честно? Если ты меня ущипнешь, то я не проснусь? – не веря своему счастью, тараторила я. Он потянулся к моей заднице, пытаясь ущипнуть, но его пальцы только скользнули по туго натянутой ткани платья, и это было похоже на неуклюжее поглаживание. Бенедикт не сдался, провел рукой от бедра до талии и нашел, где бы ему пробить броню моего наряда: ущипнул за бок, но тоже не больно удачно, ведь щипать было особо нечего.

– Тебя не мешало бы слегка откормить, а то даже приложиться не к чему.

Я фыркнула, картинно закатила глаза и чуть не выдала ему направление следования как раз в тот момент, когда он здоровался с Вендерсом.

– Герр, Вендерс. Ваши фильмы – магия. Каждый кадр – как шедевр, как музейное полотно. Я прихожу в дикий восторг от того, как вы видите задний план, цвет, ощущаете канву. Это как пейзажи на заднем плане на портретах мастеров Возрождения, - вещала я, удивляясь тому, как мой бытовой немецкий превращается в давно неиспользованный литературный, как память выуживает слова и обороты. – Ваше «Небо над Берлином» виновато в том, что он, - я ткнула Бенедикта в бок, - ревнует меня к городу, в том, каким я вижу Берлин. А то, что вы сделали для памяти Филиппины Бауш, я была в шаге от того, чтобы разрыдаться, чувствовала себя частью ее труппы, ощущала потерю как близкий ей человек. Ваши фильмы, как Jaguar E-type. Они уникальны, характерны, в них присутствует дух творца. Так же, как и «джег», который по ночам доводили до совершенства в аэродинамической трубе, чтобы в конце получить картинку не только прекрасную, но и захватывающую, Ваши фильмы продуманы до кадра и столь же идеальны в целом, как и в деталях, - закончила я оду Виму автомобильной метафорой.