– Jolene, Jolene, Jolene, Jolene, – начал Джек, и его голос до сих пор звучал слишком чувственно и протяжно, словно резал по живому, едва уловимой хрипотцой, как наждаком, стирал запекшуюся кровь с давно заживших ран.

Патриция до сих пор слишком тонко чувствовала его, чувствовала, как он вкладывается в музыку, свою единственную любовь. И ей стало чертовски до боли тяжело слышать каждое следующее слово, девушка чувствовала, как щиплет глаза, и виноват был не дым от костра, а чертов Уайт.

– And I can easily understand how you could easily take my man, – тихо пропела она следом за Джеком, борясь с переполняющими чувствами.

Джаред удивленно посмотрел на Патти. Никто не заметил, как Уайт усмехнулся. Робин, одурманенная его игрой, голосом и ночными откровениями, сейчас вряд ли заметила бы даже более очевидные вещи. Джек же с самодовольством, с осознанием своего превосходства смотрел, как Патриция менялась в лице, едва слышно повторяя за ним слова. Мужчина знал, что она не устоит. В отличие от этого выскочки Лето, он знал о Патриции Бэйтман все. Знал ее вдоль и поперек. Знал, что заставит ее плакать от радости или рыдать от горя. И в обманчивом свете костра он заметил, как в ее глазах блестели слезы.

– Вау, вот это круто было!.. – Робин восторженно захлопала в ладоши, когда Джек закончил играть и передал гитару Джареду.

В отличие от Уильямс, все остальные сидели тихо и задумчиво смотрели на языки пламени. Патти быстро смахнула выступившие на глазах слезы рукавом куртки и, поднявшись со своего места, произнесла:

– Извините, кажется, для меня достаточно музыки на сегодня. Я немного прогуляюсь, – и заметив, как Джаред собирается встать, чтобы составить ей компанию на прогулке, добавила: – Одна.

Младший Лето послушно опустился назад, хоть и посмотрел на Патрицию, не скрывая разочарования.

Когда она наконец ушла, Шеннон обратился к Джеку:

– Кажется, ей не очень понравилась твоя песня…

Уайт едва сдержался, чтобы в ответ не послать его на хуй, а затем рассказать, что на этот раз Патриция Бэйтман не смогла его поиметь. Напротив, это он поимел ее. Вот так. Быстро и просто, нужно было лишь подобрать нужные аккорды. И она сбежала, как трусливая девчонка.

Но слезы в ее глазах сказали ему гораздо больше, чем строптивые взгляды и гневные речи, которыми она готова была подкармливать его довольно долго. Точнее, до конца своих дней, судя по ее настроению.

– Она просто не была готова ее услышать, – наконец ответил Джек, поймав на себе колкий взгляд Джареда.

– А мне понравилось, – Робин ткнула музыканта локтем в бок и улыбнулась.

В этот момент Джек коснулся ее руки, ледяной, как сам холод, и спросил:

– Ты взяла теплую одежду?

– Да, в тачке сумка, – девушка почти стучала зубами. Оказалось, в пустыне Аризоны совсем не так, как на пляже Санта-Моники по ночам. Она замерзла, но ходить вокруг Джека в теплых спортивных штанах и толстовке Adidas было непростительно.

Уже поднявшись на ноги, Джек строго посмотрел на Уильямс, именно так он обычно смотрел на кого-то из своих детей, когда те начинали хулиганить. Затем, вглядываясь в нарастающие сумерки, точно в поисках чего-то, тихо проговорил:

– Я принесу твои вещи. Переоденься, ты можешь простудиться.

Пока Робби таяла от умиления, как шарик мороженного на палящем солнце, совершенно обезоруженная такой заботой, Уайт направился к автомобилям, продолжая гадать, куда же могла направиться Патти.

Она не должна была уйти далеко. Да и куда в этой гребной пустыне можно было уйти?!

И правда, стоило только подойти ближе к их импровизированной парковке, мужчина заметил впереди темную фигуру в объемной куртке Джареда Лето.

Патриция стояла возле автомобиля Джека и, кажется, пыталась поймать сигнал связи на своем мобильном. Она даже не заметила, как музыкант подошел к ней сзади и, наклонившись к самому уху девушки, прошептал:

– Неужели пытаешься вызвать такси?

Вздрогнув, молодая женщина обернулась, и только тогда Джек увидел, что ее глаза полны слез.

Она не успела ничего ответить или возразить. Да и нужно ли было? Когда его сильные руки сомкнулись на ее спине, Патти уже и не пыталась сопротивляться. Она просто вжалась носом в его грудь и вдохнула такой до боли знакомый едва уловимый холодный аромат мужского парфюма. Джек прижимал ее к себе, осторожно поглаживая по спине. И если бы Патриция сейчас не была настолько сосредоточена на своих собственных ощущениях, то наверняка бы почувствовала, как он дрожит. И эту дрожь была способна вызвать в нем только женщина, которую он обнимал сейчас, здесь, стоя в синей ночи аризонской пустыни.