Робин справлялась с напряжением в авто, мило болтая о чем-то с Мартином и улыбаясь каждой его шутке. Джаред с не меньшим рвением, чем она сама, всматривался в темноту ночи за бортом, сохраняя молчание, которое могло означать лишь одно: Лето все еще таил смертельную обиду. Он осуждал то ли ее близкие подчеркнуто дружеские отношения с Беном Аффлеком, то ли методы борьбы с несправедливой давящей окружающей действительностью и попытки уйти от серьезного разговора. А может, и все вместе.

Поцеловать Джея. Патти была готова пойти куда дальше совета Робин. Утащить его куда-то подальше от обезумевшей толпы гормонально нестабильных фанаток и как следует оттрахать. Они бы могли провести время с пользой и удовольствием, если бы Лето сделал рожу попроще, чем у оскорбленной королевы-девственницы Елизаветы I.

Джаред Лето в пышных юбках и с выбеленным гримом, как у Дэвида Боуи, лицом. Патриция не сдержалась и глупо хихикнула. Три пары глаз тут же устремились на нее, кто с любопытством, кто все с той же обидой, смешанной с раздражением.

– Мне тут вот просто стало интересно, – начала она, чтобы хоть как-то оправдать свое из ряда вон поведение. – В чем причина того, что современные так называемые альтернативные музыканты обращаются к церкви? Хозиер тошнотворно долго тащит кого-то под венец и стает символом протеста. Вы, ребята, устраиваете концерт у святого Джона. Это какой-то новый протест после ницшеанского отрицания Бога и панковского отрицания власти? В чем тогда альтернатива?

Крис растеряно уставился на девушку, он был явно не готов обсуждать церковную доктрину в разрезе всевозможных философских течений и своего творчества. Джей еще больше нахмурился, вновь восприняв ее слова слишком лично, проведя аналогию с Church of Mars.

– Черт побери, Патти, это же не ебаное интервью для AnOther, можешь не грузить никого своими заумными вопросами?

Губы Бэйтман растянулись в довольной ухмылке, тушить бычок об колено не самый действенный способ заставить Мартина страдать. Иногда достаточно немножко пошатнуть пьедестал рыцаря в сияющих доспехах, и он сам навернется.

– Расслабься, Роббс, мне просто интересно, в чем соль. Может, это вовсе не протест, а обращение к ауре искусства, как у Беньямина. Когда посредством чего-то древнего и прекрасного, того, на что столетиями молились и восхищались, достигается катарсис. Ведь в этом все дело? В том, чтобы все присутствующие, как те рыдающие девчонки возле нас, почувствовали очищающую силу искусства? Катарсис от музыки, подкрепленный духом культового сооружения.

– А может, в церкви просто хорошая акустика?! – Джей прервал ее откровенное самолюбование, пока Робин, держа Криса за руку, шепотом уговаривала мужчину не обращать внимания на Бэйтман.

– У меня в ванной тоже неплохая акустика, – произнесла Патти так тихо, чтобы ее услышал только Лето. – Можно будет как-то в качестве эксперимента проверить по приезде.

Патти уткнулась ему лицом в плечо, целуя в ключицу. Размазывая остатки помады по белой футболке, она прикусила выпирающую косточку. Джаред отреагировал незамедлительно: он сгреб девушку в охапку, заставляя ее что есть силы прижаться к нему. Его хриплый шепот превращался в горячее дыхание на ее шее. Пахло кожей, виски и жутко негармонирующей смесью их духов. Ее плотного и удушающе терпкого и его резко-холодного, свежего, который, точно молния, рассекающая небо, прорывал тяжелый покров туберозы и ириса.

– Мы уже на месте, – в голосе кэбмена звучали радость и облегчение. Но Патриция даже не утрудила себя, чтобы бросить шпильку в адрес несостоявшейся британской обходительности и сдержанности.

Обнимая Джареда, она вышла из машины и отправилась следом за Крисом и Робби в здание с закопченной вывеской и скрипящими деревянными дверями. Мартин решил показать им всю местную аутентику и привел в паб, история которого насчитывает несколько веков, все это время он принадлежал одной семье и нависал над наследниками огромной долговой ямой, как проклятие, до того , как хипстота опять не начала клевать на старые трещащие по швам вещи. Бэйтман подмывало спросить о том, как долго стоит здесь этот сарай, уж не из тех ли самых времен, когда бургомистр в день пивоварения развешивал объявления не сливать в речку содержимое ночных горшков. Но потом вспомнила, что они не в Германии. Да и в объятиях Лето было слишком хорошо, чтобы в очередной раз все портить.

Внутри ремонта не делали именно с тех незапамятных времен, когда в Лондоне запретили безбожно разбавлять джин; приглушенный электрический свет, как и музыкальный автомат для пластинок у барной стойки казались жуткими анахронизмами. Но стоило отдать должное бармену или хозяину заведения: музыкальный вкус у них был отменный.

– Привет, Джимми, далеко же ты забрался, – улыбнулась Патти, услышав припев «Alabama song». – Well, show me the way, – подхватила девушка, и Джей сопроводил ее к стойке, за которой остались сидеть самые рьяные завсегдатаи.

Бэйтман, усаживаясь на табурет, задела какого-то местного лепрекона, который полоскал свою рыжую бороду в пиве, и он, недовольно прищурившись, обернулся к онемевшей от узнавания Патти.

– Девушка Бэтмена? – спросил он изумительно трезвым голосом.

– Гребаный МакЭвой… – прошептала ошеломленная Патриция, прикрывая ладонями рот.

– Патти?! – прохрипел собутыльник Джеймса, поднимая на девушку взгляд блестящих от спиртного голубых глаз.

Пока Майкл Фассбендер, надо заметить, уже изрядно поддатый пытался изображать из себя ангела во плоти, Джеймс разглядывал Патрицию с головы до ног. Вот так ведут себя хорошие женатые парни в английских пабах. После того как МакЭвой закончил на глаз определять размер груди Бэйтман, он переключил внимание на Робби, которая с раздражением поглядывала на Майкла. Обида за его рождественское блядство с Викандер до сих пор оставалась обидой.