Патти не была нетерпеливой, она всегда любила строить планы со множеством пунктов и не ленилась составлять листы инструкций для подопечных, но только в кресле визажиста и руках стилистов, которые от вечера к вечеру облачали девушку в платья ее дизайнеров, Бэйтман наконец познала конец своему терпению. Порой ей казалось, что она не успевала выходить из одной заполненной профессиональными имиджмейкерами комнаты, как сквозь шквал фотовспышек и однотипных вопросов попадала в другую.

«Кто вам сшил это платье?» и «Правда, что вы спите с Беном Аффлеком?» – оба вопроса то и дело соревновались за первенство, и Патти, ревностно следившая за тем, чтобы рекламная кампания ее проекта не канула в пучину типично голливудского скандала, каждый раз про себя ставила галочки напротив каждого, чертовски злясь, когда перевес оставался на стороне гребаного постельного вопроса. И злость эта потом вымещалась на бедных стилистах, которые все чаще боялись работать с «этой психованной сукой из “Голливудского репортера”».

От полнейшего озверения ее обычно спасал заветный «плюс один» в пригласительном, которого так хорошо играл бы Джаред Лето, позволь он себе за пеленой надуманной ревности разглядеть то, что пыталась все это время сказать ему Патриция Бэйтман. Но Лето был занят зверской обидой, промоушеном фильма и всевозможным избеганием темы о новом альбоме.

И обычно этим «плюс один» была Робин Уильямс, безотказно соглашающаяся затусить на очередной вечеринке, только бы она была не такой скучной, как в Нью-Йорке на премьере «Бэтмена против Супермена». Но держа в руках пригласительные на новую «Игру престолов», Патриция вот уже который раз перебирала список своих коллег, стилистов и сотрудников, с которыми можно было бы пережить несколько часов причастности к очередному массово-культурному феномену. И ни один чертов гей в этом списке не был доступен, чтобы сопроводить ее на событие и проконтролировать, чтобы Бэйтман не совершила убийство неубиваемого Якена.

Задумчиво крутя в руках телефон, Патти все-таки набрала подругу. Она оставалась последним шансом, спасительным кругом. Иначе Бэйтман могла бы совершить огромную ошибку, позвонив Бену, который, к слову, как фанат саги с удовольствием сводил бы ее на премьеру. И тогда о Джареде Лето можно было бы забыть не только на время проведения Коачеллы. Душа поэта не выдержала бы очередной порции совместных фотографий.

– Роббс, – проворковала Патти, – ты же знаешь, что ты мой спасательный круг?

– Если ты о Джареде, то просто позвони ему. Он готов.

– Судя по твоему дружелюбному тону, ты еще не в курсе последних новостей.

– У вас с Беном появился внебрачный ребенок? – рассмеялась Робин.

– Нет, – Патриция не сразу опровергла нелепый слух, а голос ее при этом звучал глухо и отстраненно, будто она действительно была огорошена такой новостью. – Твой любимый Лето вострит лыжи на Коачеллу и даже….

– Вот говнюк! – возмутилась Уильямс. – Мог бы позвать с собой хотя бы из вежливости. Так зачем я тебе нужна? Покрасить его тачку в какой-то дикий цвет или закидать дом туалетной бумагой?

Если бы девушка не звучала решительно, как целый бойскаутский отряд, можно было подумать, что она шутит. Но Патти слишком хорошо знала подругу, чтобы предположить самое худшее: после нескольких стопок текилы она способна воплотить все эти угрозы в жизнь, по дороге придумав еще несколько проказ.

– Нет, воинственная моя Чудо-Женщина, не надо диверсий, я хотела, чтобы ты сходила со мной на премьеру «Игры престолов».

– Напомни мне, пожалуйста, персонажа Влашихи ведь не убили в прошлом сезоне?

– Ты и без меня знаешь, что он жив…

– Тогда нет.

– Роббс, пожалуйста, давай сходим. Разоденемся в пух и прах, напьемся и набьем ему рожу, ты посмотришь, как он растолстел, постарел и после расставания с тобой стал совершенно не привлекательным. Ну же, Уильямс?! С каких это пор бывший козел посмел стать между тобой и бокалом Moet?

– Не знаю, Патти, мне все равно кажется, что это не лучшая идея…

– Робин Уильямс?!.

Вспышки фотокамер ослепляли совсем даже не буквально. Робин долго думала, что именно надеть на эту чертову премьеру, чтобы заставить Тома трижды пожалеть о своем решении расстаться с ней так по-мудацки. И теперь, когда она стояла на ковровой дорожке в потрясающем молочно-розовом платье от Alexandre Vauthier, лиф которого в лучшем свете выставлял ее грудь, фотографы просто сходили с ума.

«Робин! Потрясающие! Очень красиво! Робин, сюда! Робин, ты красавица!» – она слышала их вопли и наслаждалась своей маленькой победой.

Разрез на платье Уильямс давал всем желающим возможность вдоволь налюбоваться ее идеальными ногами. Ноги мечты. Кажется, кто-то уже писал об ее ногах такое.

Сдержанно улыбаясь, девушка позировала фотографам. Патти, которая все это время стояла рядом и хищно прищуривалась, параллельно изучая собравшихся вокруг знаменитостей и просто нужных людей, наклонилась к подруге и прошептала:

– Робин Уильямс, в этот раз ты превзошла саму себя!..

В ответ Робби лишь самодовольно хмыкнула и в этот момент ощутила на себе чей-то тяжелый взгляд.

Он смотрел на нее. Кажется, смотрел уже довольно долго, ведь журналистка, которая глупо тыкала в лицо Тома своим микрофоном, уже потеряла всякую надежду вернуть его к сути беседы.

Впервые их взгляды встретились, и Робин почувствовала, как сердце ее сжалось. Томас смотрел на нее так, как никогда до этого не смотрел. Точно она никогда и не знала этого мужчину. Его лицо было совершенно чужим, а глаза пустыми и холодным. Но он продолжал смотреть, а она просто не могла первой отвести взгляд.