– Что ты здесь забыла?! – в ярости шептал он. – Тебе мало было всего, что болтают в прессе, да?! Мне кажется, для тебя это был отличный пиар. О да, просто превосходный!

– Боже, Том, о чем ты говоришь?.. – глаза Робби наполнились слезами. – О чем ты говоришь?.. Неужели ты…

– Ты отвратительная продажная девка!.. – его горячее дыхание обожгло шею. – Все твои слова – ложь!.. Ты ничего не чувствуешь, ничего…

Глаза девушки начали жалить слезы. Сорвавшись с места, она бросилась к выходу из клуба. Том направился следом. Схватив Уильямс за руку, он выволок ее на улицу и силой потащил к черному выходу.

– Том, отпусти меня!.. – всхлипывая, Робби дернулась, но Влашиха со злостью толкнул ее, прижав спиной к холодной кирпичной стене здания.

Вокруг не было ни души. Только холодный желтый свет фонаря разбавлял темноту.

– Зачем ты пришла?!. – притянув девушку к себе за подбородок, мужчина с яростью смотрел в ее влажные от слез глаза. – Зачем, Робин?!.

– Я хотела…

– Ты долбаная лживая сука!.. – выдохнув это ей прямо в губы, Том ударил кулаком по стене всего в нескольких сантиметрах от ее лица.

На несколько мгновений они оба замерли и просто смотрели друг другу в глаза. Еще несколько секунд назад он был готов причинить ей боль. Сделать ей так же больно, как больно было ему все это время… Теперь же Влашиха смотрел на нее, такую испуганную, дрожащую от слез девочку, и наполнялся ненавистью только к самому себе.

Отстранившись, Том повернулся к Уильямс спиной и сухо произнес:

– Уходи отсюда, Робин.

– Том, пожалуйста!.. – она подошла ближе и осторожно коснулась его плеча тонкими пальчиками. – Прости меня…

Дернувшись, мужчина стряхнул с себя ее руку и, не проронив ни слова, отправился прочь.

У центрального входа под навесом собралось народу немногим меньше, чем отдыхало в клубе. Все они пялились в экраны своих смартфонов, пытаясь вызвать такси, и стояли небольшими группками, щурясь от беспощадно яркой вывески с названием и афишей. Все, кто привык уходить с вечеринки до того, как она пойдет на спад, и кто не привык пить так быстро, как сменялись официанты с подносами алкоголя, покидали вечеринку после премьеры.

Патти вышла следом за Беном, который открыл перед ней дверь в лучших традициях своего киношного дворецкого Альфреда, и все эти люди, апатичные, заинтересованные лишь своими гаджетами и обеспокоенные только своим медийным имиджем, тут же обернулись в их сторону. Под их взглядами девушка неприятно поежилась, ее никогда не волновало чужое мнение, тем более всех этих лицемеров, которые спят друг с другом без разбора и заводят отношения исключительно выгодные для публичного имиджа, но постоянное молчаливое осуждение напрягало, особенно тогда, когда хотелось просто расслабиться и оставить несокрушимую Бэйтман дома на перезарядке. Она поборола инстинктивное желание спрятаться обратно в спасительной темноте клуба, потому что Патриция Бэйтман не прячется от проблем и недоброжелателей, и даже улыбнулась каким-то светским тусовщикам с моделями, которые стояли у самого входа, ближе всего к ним с Беном.

– Если Уильямс нет и здесь, тогда она явно получила от этой вечеринки больше удовольствия, чем я. А завтра получит по своей заднице за то, что не соизволила мне даже позвонить, – проворчала Патти, поддерживая образ невозмутимой и непрошибаемой стервы.

Бен обнял девушку за плечо.

– Давай я вызову такси, а ты еще раз попробуешь ее набрать.

За ним можно было скрыться не только от жалких сплетников и завистников, но и от всего мира. Да и становилось совершенно все равно, будто его спокойствие заразительно быстро перетекало в нее. И все, что казалось таким сложным, на самом деле было намного проще. Патти благодарно улыбнулась и потянулась за телефоном, едва не выронив из рук клатч. Всего на мгновение отвлекшись на Бена, она не заметила, как прямо на нее несся разъяренный, как сам дьявол, Том, только быстрая реакция Аффлека, который потянул девушку на себя, спасла ее от столкновения. А Влашиха, даже не обратив на них внимания, исчез в клубе, ворча себе под нос нелицеприятные немецкие ругательства.

– Он тебя не задел?

– Все в порядке, – ответила она отсутствующим голосом, тревога вмиг вернулась, как и неприятное сосущее под ложечкой ощущение беды.

Патти тряхнула головой, пытаясь отогнать глупые суеверные мысли, она посмотрела в сторону, откуда бежал Том, и увидела на углу в слабом свете фонаря одинокую фигуру в длинном платье. Ей не надо было видеть ее лица, чтобы узнать подругу.

– Робин… – выдохнула она.

Все сложилось в одну картину. И злой Том, проклинающий какую-то мерзкую суку, и чертово предчувствие, и склонившая голову девушка на углу у черного хода. Какой же надо было быть зацикленной на себе сукой, чтобы просить Уильямс пойти с ней? Что бы ни произошло между ней и Влашихой, произошло по ее вине, вся ее боль должна быть ее болью.

– Я сама, – Патриция остановила Бена, который решительно последовал за ней. Меньше всего Робби бы сейчас хотелось, чтобы ее потекшую тушь и покрасневшие от слез глаза видел кто-то еще. – Вызови нам машину. И… если увидишь этого мудака еще раз…

– Мы с ним обязательно обсудим его недостойное поведение.

– Спасибо, – одними губами прошептала Патти и побежала к подруге.

Робин тем временем ходила туда сюда, измеряя шагами пределы пятна света, расплывшегося под фонарем на асфальте. Она пыталась успокоиться, взять себя в руки, вызвать такси и сбежать отсюда, чтобы дома дать волю слезам и истерике, а утром позвонить Патти и попросить прощения за то, что продинамила ее с концертом. Бэйтман весь вечер не отходила от Аффлека, или, что более вероятно, он весь вечер не отпускал ее от себя, и Уильямс в который раз убедилась в том, как же чертовски хорошо они выглядят вместе. Ее подруга будто возвращалась в те далекие времена, еще до учебы во Фриско, до этой гребаной работы в THR, которая сделала из нее рафинированную суку, Робин нравилось видеть Патти такой, и она была уверена, что Патриции самой нравилось быть той девчонкой, даже если она себе никогда в этом не признается. И меньше всего Робин хотелось разрушать эту магию, как только что Том сделал с ней.