За дверью стало непривычно шумно, и это отвлекало. Отвлекало и раздражало. Патти отложила конверт и поднялась из-за стола, готовясь поубивать к чертям эту кучку засранцев, не способных оставить ее в покое даже в гребаный день рождения.

– Что здесь, мать вашу, происходит?!

Все, как по команде, замерли в нелепых позах, изображая напряженный и сосредоточенный труд.

– Минни?

Девушка вздрогнула, будто ее ушатом холодной воды окатило, и начала, заикаясь, оправдываться, что они не виноваты и ничего не могли сделать.

– Мисс Бэйтман…

Услышав имя начальницы, приободрился лишь парень в костюме. Он улыбнулся так, словно освобождение из-под стражи и снятие серьезных обвинений теперь только дело времени, и выступил вперед, заводя песню-поздравление.

– С Днем рожденья, Патти Бэйтман, с Днем рожденья тебя, – прохрипел он последние строчки, не замечая, как все вокруг инстинктивно отпрянули подальше, а сама виновница торжества, отлепившись от дверного косяка и сжав кулаки, сделала шаг в его сторону.

Парень протянул перед собой квадратный тонкий конверт, словно щит, и нечто в пластиковой упаковке, напоминающее искусственную розу. Патриция, уставившись на упакованные столь очаровательным способом красные стринги, которые к тому же воняли дешевой клубничной жвачкой, которая обычно просто крошилась во рту, остановилась, растеряв былой запал. Съедобные трусы из секс-шопа сбили бы с мысли любого. Она вырвала из его рук подарки, приказала ему выметаться, пока его не выпроводила отсюда охрана, и захлопнула за собой дверь.

– Вот же говнюк! – воскликнула девушка, прочтя короткие несколько строк на оберточной бумаге «Обязательно воспользуйся моим подарком сегодня, потому что твоя шикарная задница этого заслуживает. Макс».

Она в нетерпении разорвала упаковку и достала оттуда пластинку Слэша “Apocalyptic Love” с автографами каждого из приглашенных музыкантов. Патти чуть не завизжала от восторга, рассматривая арт-бук с автографами Оззи Озброна и компании в сопровождении с небольшими пожеланиями. Засранец Макс Уильямс знал толк в хороших подарках. Тогда, в Нью-Йорке на концерте Myles Kennedy and the Conspirators, они оторвались, как в старые добрые времена, а уже после устроили в номере того дешевого до одури мотеля такую «апокалиптическую любовь», что даже клопы побежали жаловаться на шум администратору. И в пожеланиях тоже. Патти была совершенно не прочь повторить нечто такое же безумное, и потому смело потянулась к конверту от Джареда.

– Если уж он продинамит меня в день рождения, – пробормотала она себе под нос, орудуя ножом для бумаги, – то всегда можно найти запасной вариант, – и горько усмехнулась.

На стол выпало несколько предметов, и если бы Патриция могла, она бы воспользовалась чемоданчиком судмедэксперта, чтобы рассмотреть все эти вещи поближе. Аккуратно, двумя пальцами она подняла небольшой ножик с деревянной ручкой, вымазанный в какой-то красной не до конца засохшей субстанцией, которая тут же неприятно прилипла к коже.

– Просто великолепно, – Бэйтман с отвращением отложила орудие убийства предположительно из одного из самых известных синглов Detective Comics с участием Джокера.

Следующий предмет отмел все сомнения. В пакете для вещдоков лежала срезанная «кожа», до боли похожая на лицо летовского Джокера. Этот гад очень реалистично подошел к вопросу, даже держать в руках сей шедевр мастеров голливудской Фабрики звезд было жутко. Казалось, что можно испачкаться его кровью даже через пластиковый пакет. И уж не оттого Джаред выбрал именно этот комикс, что здесь главный злодей уходит от преследующего его Бэтмена? Обводит его вокруг пальца.

Картину дополняли несколько снимков, стилизованные под полароидные, которые повторяли панели комикса, где Джокер убивал своего «поклонника» с кожаным лицом. Гребаный извращенец. Нет, гребаные извращенцы, ведь за объективом фотокамеры точно был Терри Ричардсон.

Он прислал ей ответку на фотки, подаренные на его день рождения. Обнаженный, в крови и с огромным мясницким ножом.

– Псих, ебаный псих Лето! – произнесла Патти, с восхищением рассматривая фотографии, на которых едва ли можно было рассмотреть его обнаженное тело так же хорошо, как и на тех, которые Ричардсон без ее разрешения решил подарить Джею, но в том, что это фотосет в стиле ню, сомнений не оставалось.

На последней фотографии была видна только его рука с окровавленным ножом. Бледная кожа в брызгах крови, фиолетовые ногти. Кто-то подошел к вопросу со всем своим раздражающим окружающих перфекционизмом. И подпись «Поиграем, Конфетка?».

«Можешь даже не сомневаться, Пирожок», – ответила она в сообщении, улыбаясь, как безумная Харли Квинн.

– Прости, прости! – Робин накинулась на Джека и крепко обняла его, целуя в щеку. – Еле вырвалась с этой презентации!

Мужчина сдержанно улыбнулся, разглядывая Уильямс. Ему хотелось немедленно стереть со щеки след от ее поцелуя. Проклятый липкий блеск для губ! Отвратительное ощущение.