Не пройдет и полугода, как в таком темпе ты переплюнешь самого Уильямса, подумала она про себя, и непрошеный истеричный смешок вырвался прямо в бокал с красным, вспенив его содержимое. Девушка поспешно поставила его на стол, утирая красные усы. Как нелепо и глупо она сейчас, должно быть, выглядела, и как ей повезло, что сейчас с ней Макс, он-то видел и нечто похуже. Будто в ответ на ее мысли, мужчина улыбнулся и потянулся помочь ей с вином, которое потекло и по подбородку вниз. Их взгляды, ее пристыженный и его, как всегда, озорной, но внимательный, встретились, и на этот раз Патти рассмеялась во весь голос, искренне и весело, насколько могла, пока слезы, на сей раз от хохота, не покатились по щекам.

У Макса Уильямса всегда получалось поднять ей настроение и утешить лучше всех. Немногословно, без сантиментов и напускного сочувствия. Просто хватало его медвежьих объятий и огонька в глазах. Смотря в них, просто невозможно было не поверить, что все будет хорошо.

Сейчас, как и пять лет назад. Когда он, выпив бутылку виски, почти в полной тишине, прерываемой лишь ее всхлипами, выдавал решение за решением, которые оказывались одно радикальнее другого по мере того, как огненной воды все убывало. Патриция молчала, потому что он сходу заткнул ее, не желая слушать ни о том, как она ненавидит себя, ни о том, как хочет, чтобы этого ребенка просто не стало. Позже она с ужасом вспоминала те свои слова, каждый раз, когда Олли сдирал коленки, плакал по ночам, болел, она винила себя за все те жестокие слова, сказанные сгоряча. Патти удивлялась, как у Макса хватило силы воли опустить руку, когда она заикнулась об аборте или несчастном случае. Она бы сейчас сама себе по морде съездила, да так, чтобы дошло сразу, а не спустя почти год.

Тогда же соображал Макс. Первое, что он предложил, отпив лишь несколько глотков, это поехать обратно в гребаный Нэшвилль и набить ебало этому мудаку Уайту да так, чтобы его после этого его не хотела трахнуть даже гребаная подстилка Моссхарт. Патриция от его слов разрыдалась еще больше, и Уильямсу пришлось приложиться еще пару раз, прежде чем выдвинуть следующий план. Неизвестно чем бы вообще все это закончилось, а ведь могло бы очередным скоропалительным браком (к коим, как оказалось из последних событий, она очень даже склонна) с Максом. Вот бы Робин обалдела! И Патти вновь рассмеялась.

– Эй, ты чего? – мужчина смотрел на нее с беспокойством.

– Да так, вспомнила, что мы ведь это уже с тобой проходили. Помнишь, тогда в Фриско? – девушка тепло улыбнулась, мыслями она была в этом городе хиппи и лучшей жизни. Там была лучшая ее часть, ее маленький счастливый Оливер. – Ты тогда всерьез вознамерился стать ему отцом.

– Ей.

– Точно, ты упрямо твердил, что мы назовем ее Баффи. В честь вискаря, который подвиг тебя стать на скользкую дорожку брака. Buffalo Trace, – Патти с отвращением поморщила нос. Сейчас она и вспоминать не хотела, какое дешевое дерьмо они хлестали в свою мятежную молодость.

– С золотыми волосами, как спелые колосья ячменя, и карамельными глазами цвета виски.

– Поэт Макс Уильямс, – она повторила то же, что и пять лет назад, когда ему эти слова диктовало количество выпитого. – Кто бы мог подумать, между тобой и браком станет парочка геев преподавателей изящных искусств?

– За что я им буду благодарен по гроб жизни, – хрипло рассмеялся мужчина.

Чарли и Том всегда устраивали ужин для своих лучших студентов в выходные после Дня благодарения и очень удивились, когда не обнаружили Пи сначала на парах, а потом и у себя дома в тесном кругу друзей. Вечер тогда не особо клеился, ведь мысли хозяев были заняты совершенно не тем, как поддерживать остроумные беседы. Они долго пытались вызвонить Бэйтман, но та упрямо не желала брать трубку, и когда уже почти решились звонить ее родителям, о чудо, кто-то поднял трубку и пробасил, едва ворочая языком:

– Чего вам?

После моментального замешательства мужчины все-таки попытались попытать счастья и назвали имя Патти своему собеседнику, прежде чем поднимать на уши полицию Сан-Франциско.

– Она спит, – отрезал все тот же грубиян и весьма лаконично добавил в ответ на вопрос о своей личности: – Ее будущий муж.

Первым, кому Крис решился рассказать о своем вновь приобретенном статусе будущего отца, стал Джонни. Концерт закончился около десяти вечера, а ближе к полуночи мужчины сидели в номере Мартина и потягивали пиво. Сейчас, после этих чертовых перелетов, нескольких почти бессонных ночей и только что отыгранного шоу, Крис не вполне ясно ощущал все происходящее вокруг. Казалось, что на его плечах сидит каменный гигант, который с каждой минутой становится все тяжелее. Музыкант сделал еще несколько глотков из своей бутылки и поднялся с кресла, чтобы стряхнуть с себя сонное оцепенение, овладевающее им все больше и больше.

– Ты выглядишь, как кусок дерьма, – произнес Джонни, озабоченно поглядывая на друга. – Шел бы спать.

– При всем желании уснуть, – устало улыбнувшись, ответил Крис, – я никогда еще, кажется, не чувствовал себя таким счастливым…

Джонни лишь одобрительно хмыкнул. После чего допил свое пиво и спросил:

– А как Робин? В смысле, это ведь все так быстро случилось…

– Я даже представить не могу, что сейчас происходит в ее голове, – с печалью в голосе проговорил Мартин. – И еще ее брат… Черт. Не знаю, я просто хочу как можно скорее вернуться в Калифорнию.

– Она сама еще ребенок, – улыбнулся Джонни. – Нелегко тебе придется, в курсе?

Крис рассмеялся и потер глаза. Он и сам, без подсказок лучшего друга понимал, что Робин не была готова стать матерью так внезапно. Более того, он понимал, что Робин вообще не была готова стать матерью. Сейчас.

– Я люблю ее, – тихо произнес Крис. – И, кажется, люблю с самой первой минуты. Как только увидел. Знаешь, как такое бывает? Просто видишь ее и все. Она становится всем…

Кашлянув, Джонни устало потер шею и едва слышно сказал: