Когда начало темнеть, Макс наконец убавил музыку, а Патриция позволила себе выпить первый и последний за этот вечер бокал вина. После ужина, который приготовила Скайлер, все вновь собрались у бассейна. Робби крутилась где-то рядом, болтая по телефону с Крисом, а Олли возился с игрушками на достаточном расстоянии, чтобы не слышать то, о чем говорят взрослые.

Когда Уильямс вернулась, закончив разговор, Бен спросил:

– Ну, как там Крис?

– Завидует нашей тусовке, – с улыбкой ответила она. – Всем привет передавал.

Макс только сморщился и сделал очередной глоток виски, тем самым заставив Аффлека громко рассмеяться. Вообще, сегодня все много и от души смеялись, и, казалось, никто вообще не думал ни о чем плохом.

Набросив на плечи мягкий плед, Робин взяла свой стакан с соком и вновь заговорила с Беном:

– Слушай, так прикольно, ты сегодня тут. Я недавно вспоминала, как будучи подростком смотрела фильм про Джея и Молчаливого Боба. Тот момент, где они приходят такие предъявить по поводу экранизации комикса к твоему персонажу, а он говорит, вот, блядь, опять вы, да лучше бы мне в утреннюю кашу насрали! Я так смеялась, ох!

Макс и Бен густо заржали оба. Патти только улыбнулась.

– А мне больше понравилось, как Бен сказал, что фильм снимает MIRAMAX, значит, сниматься в любом случае будут Аффлек и Дэймон! – сквозь смех добавила Иендо.

Теперь уже Патриция смеялась во весь голос.

– О, Мэтт такой милый парень! – протянула Робби. – Бен, познакомь нас всех с ним как-нибудь.

– Обещаю, – ответил мужчина. – Он будет рад.

И все снова рассмеялись. Во дворе и у бассейна зажегся свет.

Скай сбежала последней, напуганная перспективой обсуждения положения дел, которое Патти за эти несколько дней устраивала ей при каждом удобном случае. Деятельную Бэйтман закрыли в этом чертовом санатории имени Криса Мартина, и единственным послом в мир бизнеса заделалась Иендо. Скажи ей кто об этом всего несколько месяцев назад, она бы просто рассмеялась фантазеру в лицо. Но сейчас девушка терпеливо сносила все заскоки своего босса и пыталась делать все от нее зависящее, чтобы отсутствие Патриции проходило как можно более незаметно.

Бразды правления перешли к ней как-то сами по себе, с того самого дня, когда она вернулась с вещами Патти из дома Лето, и он, оправившись от первого удара, начал срывать телефон своей бывшей. Скайлер, предчувствуя истерики и другие не менее глупые поступки подруги, просто отобрала у нее коммуникатор и начала сама отвечать на все входящие. Не прошло и нескольких дней, как она под чутким руководством Бэйтман стала ее не менее злобной правой рукой, переняв все наставления в самом лучшем виде. И это даже привнесло некоторое разнообразие в ее жизнь, но так же быстро и опостылело, потому что, как она потом сама вздыхала, вызывая улыбку даже у Патти, быть исчадием ада – нелегкое дело. Именно эта извечная усталость от внезапной ответственности, а еще сегодняшние нервные и эмоциональные переговоры по поводу индийского шелка, закончившиеся ничем, заставили Скай делать ноги, только она заметила, что осталась с Бэйтман тет-а-тет.

Почти сразу перед ней сбежал Макс, как он выразился, проветрить голову. Патриция же подозревала, что в ближайший маркет за вискарем, запасы которого в доме гребаного педика сошли на нет, как только здесь кинул кости настоящий мужик. И Патти не могла его винить: жить в доме с тремя бабами, две из которых постоянно находятся на грани нервного срыва, а третья ненавидит так, что готова от любого неправильного шага броситься и исполосовать, как тряпку, – дело малоприятное.

Не спасало даже временное подкрепление в роли Бена Аффлека, который несколькими минутами раньше ушел с телефоном в неизвестном направлении. Неизвестно, какие деловые или семейные разговоры увели его из этого бабского дурдома, но Макс явно с тоской посматривал более удачливому своему собрату. А когда услышал, как Патти на пару со Скай начинают тоскливо подвывать Lynyrd Skynyrd, то и сам чуть не взвыл от безысходности. А потом ретировался.

Робин, которая могла влиться в этот нестройный хор еще одним голосом и добить его окончательно, сбежала вместе с Оливером еще раньше. Отбой в детское время, как пошутил Уильямс. Оба ребенка дружно удалились, и тот, который младше, даже для приличия не попросил Патти, чтобы та почитала ему сказку на ночь.

Еще один маленький укол ревности, еще одно доказательство того, что он не всегда будет нуждаться в ней и безоговорочно любить.

Роббс покорила мелкого своей бесшабашной веселостью и кучей безумных идей, половину из которых отметали сразу, а остальные исполнялись под чутким присмотром более взрослых сотоварищей.

Наконец она осталась одна и смогла выдохнуть напускную бодрость, которой щедро кормила всех своих друзей эти дни. Она медленно опустилась на шезлонг и, закрыв глаза на несколько мгновений, позволила привыкнуть к удивительно глубокой тишине Малибу.

Каждый раз она обрушивалась на нее так неожиданно и нещадно, стоило только остаться в одиночестве. В отличие от всегда шумного Лос-Анджелеса, который заглушал все мысли, стоило только позволить ему, здесь нечему было спасти от них. От них и пронзительного одиночества, которое она никогда не чувствовала прежде, потому что всегда считала себя достаточно самостоятельной, чтобы не заморачиваться о наличии теплого тела под боком. А сейчас же она часто ловила себя на желании отправиться к Олли в спальню и свернуться калачиком рядом с мальчиком, будто этот четырехлетний ребенок мог защитить ее от всего мрака таящегося в темных бессонных ночах.

Патти потянулась за альбомом с эскизами, который еще утром ловко отправила под шезлонг, как только шумные обитатели дома начали собираться у бассейна. Великие художники неплохо справлялись со своей работой при свете свечей, она тоже вполне справится со своей мазаниной при свете прожектора имени Криса Мартина, который окрашивал в такой же мягкий желтый, как и у свечей, свет бассейн. Девушка криво усмехнулась, в последнее время шутки в адрес Криса совершенно утратили свою остроту. Дело ли было в том, что он действительно делал Робин счастливой, или в том, что с ней самой сыграли жестокую шутку, настолько жестокую, что она надолго отбила желание шутить самой да и наслаждение от вот таких вот колких замечаний. Особенно в адрес невинных барашков, как английский альтернативщик.