– И вы считаете, что он ведет правильную жизнь, снимая на камеру полуголых женщин, с которыми потом спит? Считаете, что его постоянное пьянство и ругательства, коими он изьясняется, вы считаете, это делает его достойным мужчиной?!

– Мама, пожалуйста!.. – Робин прикрыла лицо ладонью. – Остановись!..

В гостиной повисла тишина. Отец Робби кашлянул и, поднявшись с дивана, тихо проговорил:

– Я налью себе выпить.

– Скажите, Крис, вы верите в Бога? – Мария тем временем продолжала. – Кажется, вы выросли в религиозной семье. Во всяком случае, об этом пишут в интернете.

– Да, это так, – ответил Крис, поглядывая на свою возлюбленную, которая продолжала сидеть неподвижно. – А Бог… Конечно, я верю в Бога. Только я не уверен, в какого именно.

– Извините?

– Я имел в виду, что Бог ведь может быть кем угодно. Мужчиной, женщиной или… Зевс, Афродита, Один… Кто знает?

– О, прошу вас! – она всплеснула руками. – Вы набрались наглости приехать в мой дом после всего, что случилось! Я не могу смотреть в глаза своим соседям! В церкви все знают о том, что моя дочь дерется, как мужчина! Дерется из-за мужчины, который оставил жену и двоих детей! А теперь решил окрутить мою глупую грешную дочь!

– Мама! – Робин вскочила на ноги, но Крис усадил ее на место и взял ладонь девушки в свои руки. От этого жеста миссис Уильямс просто передернуло.

– Простите, что вам пришлось все это читать и слышать, вся эта история с дракой, это полностью моя вина, – как можно спокойнее сказал Мартин. – Но, прошу вас, поверьте, я люблю Робин и буду заботиться о ней до конца жизни.

Мария поднялась и ответила:

– Я буду молиться за вас.

После она вышла из гостиной, а Крис принял из рук отца Робби бокал виски, который выпил залпом.

За ужином все было еще хуже. Взаимные обвинения и старые обиды семьи всплывали на поверхность, постепенно вырисовывая перед гостем полную картину жизни этих людей. Стараясь по большей степени молчать и отвечать, только когда его спрашивали, Крис смотрел на печальное лицо женщины, которую любил, и сердце его сжималось от боли. Робби ковырялась в тарелке и отвечала матери по-испански, когда та внезапно переходила на родной язык.

Мария уехала из Мадрида следом за Джонатаном. Они поженились и стали жить в Санта-Монике, но мать Робин тосковала по Испании и, будучи беременной вторым ребенком, заставила мужа вернуться на родину. Они прожили в Мадриде четыре года. Затем снова Америка, ненавистная Марии. Отец Робин всю жизнь что-то продавал, и этого хватало на жизнь. Потом в Чикаго кто-то из его давних друзей решил открыть магазин товаров для помешанных на рыбалке и охоте и предложил Джонатану войти в долю. Они уехали из Санта-Моники, оставив Робби, которая ехать наотрез отказалась, на попечении старшего брата, который уже жил во грехе. Не удивительно, если учесть, что Макс начал убегать из дома с тринадцати лет.

Все это Крис узнал за ужином. Мать Робин настояла, чтобы спать жених и невеста легли в отдельных комнатах, и проследила за этим со всей строгостью.

Уже глубокой ночью Робин прокралась в спальню Мартина и залезла в его кровать, с головой укрывшись одеялом. Она залилась слезами, умоляя немедленно ехать домой, в Малибу. После всех переживаний Робин больше не могла сдерживать себя.

– Мы уедем утром, – шептал Крис, осторожно смахивая слезинки с ее влажных щек. – Малышка, все будет хорошо…

– У меня такая ужасная семья, – всхлипывая, прошептала она. – Ты, наверное, жалеешь, что вообще связался со мной!..

Прижимая девушку к себе, он шептал ей ласковые слова и пытался успокоить. Будто ее боль стала и его болью. И он был готов принять ее.

Когда Робин, наконец, успокоилась и уснула, обняв его, Крис еще долго не спал. Похоже, теперь бессонница окончательно вступила в свои права.

Ресницы Патриции задрожали, а на переносице появилась сосредоточенная напряженная морщинка. Она не хотела открывать глаз, не хотела оказаться там, где все остановилось вчера. Перевернуть несколько страниц, переиграть несколько абзацев, как у нее всегда хорошо получалось, если она чувствовала лажу в написанном. Только ведь здесь так не поучится, этот фокус получается только в текстовом редакторе. О всемогущий текст-процессор!

– Доброе утро, Патти, – этот голос, мягкий, заботливый она готова была услышать сейчас меньше всего. Еще вчера, смежая веки от усталости, Бэйтман представляла, как он собирает немногочисленные вещи и улетает первым же рейсом обратно в ЛА. Она не могла винить его в этом. Ее вера в мужчин заканчивалась на том, как они сдавались и собирали чемоданы, неспособные столкнуться с правдой.

Она с опаской открыла глаза, боясь увидеть фальшивую натянутую улыбку, наткнуться на глупую игру из последних сил, но Бен не улыбался, он тревожно вглядывался в черты ее лица, пока Патти не открыла глаза, не встретилась с ним взглядом. И тогда они оба позволили себе улыбнуться, сонно, с ленцой, наслаждаясь игрой солнца в белоснежных простынях, запахом океана из приоткрытого окна и звоном трамвая, развозящего этот запах по всему Фриско.

Идеальное утро, они встанут, спустятся в кухню и, перемазав друг друга в муке, приготовят завтрак под музыку с какой-то местной ретро радиостанции. Идеальное утро где-то в параллельной вселенной, где-то не в этом Сан-Франциско. Ведь здесь у нее нет шанса на сказку.

Патти непроизвольно закусила губу, она не хотела, чтобы он видел, насколько слаба оказалась Патриция Бэйтман, девочка в беде.

– Ты же знаешь, что я здесь, с тобой. Верно? – спросил он, только вот знала ли она. Знала ли она, как на это реагировать, как чувствовать его здесь и сейчас.