Шрифт:
Но только не я.
– Люди - звери, - прошептал я. Прозвучало это клятвенно, будто эти слова означали, что теперь убийцам семьи Асгейров не избежать моей мести, даже если ради этого мне пришлось бы последовать за их сожжёнными душами в посмертный мир. Но это и без слов было понятно.
– Да, - спокойно подтвердил Хейн.
Я всхлипнул и посмотрел на него с непониманием. Он мог бы промолчать, ведь именно представителей его вымирающего рода я готов был истребить и в другом мире. Хотя он и сам с лёгкостью избавился от группы, обнаружив их у меня дома... Что-то он темнил.
– Я не стал с самого начала рассказывать. Но раз уж тут такое дело... Ты же любишь длинные истории?
Юноша вздохнул и сел прямо на пол, вытянув ноги и готовясь начать рассказ.
– Так вот, - начал он, - я хожу по миру вовсе не от того, что меня изгнали. Моя мать, эльфийка по рождению, влюбилась в человека, моего отца. Ей претила Вечность, проведённая без него, потому она решила родить от него ребёнка. Вдруг дитя было бы бессмертным, как и она? Тогда частица этого человека всегда была бы с нею.
Я слушал затаив дыхание. Какое, однако, странное мышление у эльфов! Не имеешь любви мужчины, так хоть родить кого-нибудь от него... даже смешно и глупо.
– Моя мать соблазнила человека, что не замечал её в зелени лесов и полей, где она обитала. То был день летнего солнцестояния, - взгляд Хейна был устремлён в пространство, будто он видел всё это сейчас.
– Так я был зачат. Как только мама поняла, что вынашивает ребёнка, она скрылась в лесах, даже ещё глубже, чем раньше, уйдя в самые тёмные чащи... Она боялась выйти к людям. Она знала, что они животные и не будут долго ждать, чтобы уничтожить её сокровище, то есть меня.
Я родился. Мама тяжело перенесла роды, она была почти при смерти.
Она также поняла что я, как наполовину человек, не смогу выжить в лесу один, когда смерть придёт за ней. Мама принесла меня к моему отцу, у которого к тому времени не было ничего, кроме старой лесопилки и ветхого домика.
Отец, когда я жил у него, рассказывал мне всё это. Да и деревенские жители тоже видели и слышали многое. Мама умерла на руках отца, тогда он понял, что она была первым существом, давшим ему что-либо бескорыстно и безвозмездно. Я унёс её жизнь, потому меня назвали Хейн. Три недели назад он рассказал мне обо всём этом и поставил мне в вину гибель мамы. Что, мол, я своим внезапным рождением убил её. И попытался убить меня самого. Тогда я бежал.
Хейн замолчал.
Я уже не рыдал, а внимательно всматривался в его странноватое лицо. Мне стал любопытен один факт, о котором юноша умолчал.
– Ты сказал, что убил свою мать... потому тебя назвали Хейном... что-то я связи не вижу, - признался я.
Тот поглядел на меня мягко, почти снисходительно, и ответил:
– В переводе с эльфийского "Хейн" значит "смерть".
– А, - протянул я, не зная, что сказать.
Теперь мне стало ясно. На эльфийском я говорил не очень хорошо, потому и не понял значения имени моего нового (при этом слове я немного удивился, потому что оно само вырвалось у меня) друга.
Я провёл ладонью по лбу, пытаясь смахнуть с себя остатки горя. Слёз больше не осталось - я чувствовал это по той пустоте, что образовалась где-то под глазами и немного ниже сердца. От мысли, что мне больше не будет возможности хотя бы сегодня проявлять свои эмоции так бурно, стало немного легче. Акира, что согревала мне грудь, к которой я её прижимал, немного поворочалась в своей импровизированной кроватке из отреза какой-то тёплой ткани.
– Жестокие у тебя родители были, - задумчиво проговорил я нестройным голосом. Наверняка, сейчас всё что угодно может ранить меня в самую душу и вызвать слёзы... кошмар.
– Вообще-то я с ними согласен. Точнее с ним, - ответил Хейн.
– Это отец назвал меня так.
– Жестокий, - упрямо повторил я. Как же можно давать ребёнку такое имя?! С ним придётся идти несчастному всю жизнь (или вечность, кому как повезёт)! Бессердечные люди. Им не понять страданий существа не их расы...
Чудовища.
Хейн пробормотал что-то невнятное, и я понял, что он знает, какие мысли посещают сейчас меня.
– Люди не такие уж плохие,- прошептал он.
– Наверное, тебя не удастся убедить в обратном, но так оно и есть.
Я хмыкнул.
– Да уж. Не удалось.
Хейн пожал плечами.
– Такова твоя доля - видеть в нас только плохое.
Я был очень удивлён, что Хейн назвал себя и людей "нас". Как правило полукровки старались назваться расой бессмертного существа или более сильного. А вот Хейн, похоже, даже гордился тем, что он человек. В каком-то смысле, разумеется, ведь с такими способностями, как у этого хлипкого на вид юнца, и такой родословной и историей сложно считать его человеком. Но запах у него был убийственно человеческим. Даже в тот момент мне было до жути неприятно дышать рядом с ним.