Шрифт:
– Это ты о чём?
– я почувствовал, что слишком сильно прижимаю к себе Акирджаву и немного ослабил хватку. Ужасная ухмылка уже сошла с её личика, уступив место сосредоточенности. Мне казалось, что она пытается понять, почему здесь оказалась.
– Да о вашей с ней улыбке!
– нетерпеливо взвизгнул юноша, указывая на мои губы.
– Ты точно также скалишься!
Первым побуждением было оспорить его заявление.
– Не понял, - удивлённо пробормотал я. Хейн смотрел на меня недоверчиво.
– А то ни разу перед зеркалом не улыбался! Ты так уже несколько раз ухмылялся! - голос юноши снова перешёл в визг.
– Я сначала подумал, что это от горя, но когда Акира так улыбнулась, я понял, что дело вовсе не в грусти или в чём-нибудь ещё!
– Ха, - только и сумел выдавить я. Хейн произнёс её имя с явным наслаждением. Ох, не нравилось мне это, но на сей счёт я ничего не сказал.
Чёрт возьми, как же это выглядит, когда я улыбаюсь? Я попытался воскресить в памяти свой улыбающийся образ, но перед глазами всплыл обычный мой облик. Обычный только для меня, ясное дело. Я понял, что у меня появился дополнительный стимул попасть в дом - найти зеркало и улыбнуться. Вероятно, мой мозг отчаянно старался зацепиться за любую мысль, любое действие, лишь бы не воскрешать в памяти трагично главное.
Больше я не стал экспериментировать со ступеньками и просто перепрыгнул через небольшой деревянный пролёт, цепляясь за перила. Вся конструкция опасно затрещала подо мной, но я не обратил на это внимания. В голове мелькали разрозненные образы: мать с перемазанным кровью лицом, отец и его розоватые волосы, жуткая первая улыбка Акирджавы и одно воспоминание, порождённое моим воображением - я, оскаливающийся в жуткой ухмылке. Меня передёрнуло от последнего, но я не остановился и пошёл дальше, открывая опалённую входную дверь. Я быстро проскочил в дом, хлопнув ею, и едва она коснулась стены, витражи - ещё утром бывшие красивыми цветами из хрусталя - со звоном треснули и мелкой крошкой рассыпались по деревянному полу. Не обратив и на это внимания, я двинулся в сторону кухни.
Но все мои надежды рассыпались в прах: как только я ступил на чёрный от копоти пол, с потолка что-то рухнуло, а потом обвалилась и вся крыша над комнатой. Я едва-едва успел отскочить, но шум всё-таки заставил испугаться Акирджаву, так что девочка всхлипнула и залилась безудержным плачем. Я ожидал чего-то подобного, но не имел ни малейшего представления о том, как успокоить ребёнка.
– Хейн, - позвал я. Второй раз за этот день. Чёрт бы его побрал, этого Хейна, но он мне был нужен.
– Что?
– голос юноши звучал как-то глухо, и мне сначала показалось, что его засыпало крышей, но потом я сообразил, что его не было в комнате. Я огляделся в поисках своего новоиспеченного союзника и нашёл в дальнем конце соседней комнаты, где он с интересом разглядывал портрет моей матери, висевший на стене. Акирджава резко замолкла, когда я произнёс имя Хейна.
Я с изумлением отметил, что портрет почти не пострадал, только нижняя часть платья матери казалась ободранной, а в целом картина отражала её красоту. Сердце сжалось, но я раздражённо выкинул эти мысли из головы. Стена за золотистой рамой тоже не пострадала, это немного заинтересовало меня, но не настолько, чтобы я пошёл к Хейну и помог ему в "раскопках имущества Асгейров".
Хейн виновато поглядел на меня и спросил:
– Можно снять?
Я хотел ответить, что этот портрет (нарисованный, кстати, моим отцом) не был предназначен, чтобы люди прикасались к нему своими грязными лапами. А потом я напомнил себе, что благодаря уходу Хейна Акирджава сейчас была жива, а не лежала рядом с двумя трупами наших родителей. И тут меня посетила одна очень резкая, но важная мысль, которую нужно было озвучить с самого начала.
– Погоди, - пробормотал я.
– как ты смог уцелеть при нападении людей?
Хейн, видимо, надеялся, что этого вопроса не прозвучит, и это его очень даже обескуражило. По лицу видно было. Он печально улыбнулся и постучал себя пальцем по голове.
– Всё здесь, - тихо ответил он.
– Я заставил их перебить друг друга... тела я... ну, в общем, они сгорели вместе с какой-то комнатой этого дома.
Я хмыкнул. Сообразительный гадёныш.
– Твои способности что, могут действовать на группу?
– восхитился я.
– На толпу, - немного хвастливо поправил Хейн.
– Да.
Я присвистнул (опять-таки второй раз за день и снова по поводу Хейна!). Оказывается, от союза эльфа и человека получаются очень даже одарённые детки! На ум пришла идиотская мысль - нужно как-нибудь проверить, все ли дети от таких союзов с людьми рождаются похожими на Хейна. Причём убедиться в этом нужно именно на собственном опыте.
– Так можно снять?
– опять спросил юноша, поглядывая на портрет.
– Валяй, - махнул рукой я. Что теперь с этой чёртовой бумажки будет? Разве что память, и то недолговечная...
Хейн ухватился за края огромной золотой рамы с причудливыми узорами. Его сил явно не хватало, чтобы снять полотно со стены, но человек упрямо потянул, и творение моего отца повалило его. Я, слегка покачивая Акирджаву, глядел на это и ухмылялся.
– Я сейчас, - буркнул я, не уверенный в том, что Хейн слышал. Но это было и неважно. Я прошёл в другое крыло дома, где у нас располагались ванные. И, соответственно, зеркала.
К моему удивлению эта часть дома была вообще не затронута огнём, хотя полыхал весь особняк, когда я пролетал над ним. Всё было цело: и мебель, и даже окна. На какую-то секунду мне захотелось верить, что всё произошедшее - сон, что я просто уснул, а глаза открыл только здесь, в этих комнатах. Что сейчас я обернусь и увижу родителей. Но эта мысль развеивалась и благодаря застоявшемуся запаху гари в доме, из-за возни и негромких причитаний Хейна и из-за Акирджавы, что мирно лежала у меня на руках.