Когда Хейн открыл глаза и сонно поморщился, солнце ещё не взошло, но восточная часть неба уже начинала светлеть. Чтобы не тратить много времени, я заранее упаковал все вещи.

– Акира тоже всю ночь не спала?
– удивлённо пробормотал Хейн, услышав то, как девочка начала описывать себя.

– Да ты что!
– засмеялся я.
– Она же почти четыре часа если не больше спала вчера! Ей этого на неделю хватит!

Хейн обескуражено прошептал:

– Я отнимаю у вас время.

– Нет, что ты!
– возразил я.
– Зато теперь Акира умеет описывать тебя и себя!

Я улыбнулся.

Хейна уже не пугала моя улыбка, но в глазах всё равно мелькал холодок, когда он её видел. От этого было немного неуютно рядом с ним.

Чтобы воздержаться от дальнейших разговоров на пустые темы, я поскорее перекинул через плечо сумку и усадил Акиру себе на плечи. Девочка сначала начала играть с острыми концами моих ушей, но вскоре поняла, что это доставляет мне боль и прекратила. Она очень хорошо чувствовала моё настроение, хотя я не показывал своих эмоций.

Когда первые лучи солнца ударили по моему телу, все мысли вылетели из головы: такой боли я не чувствовал ещё никогда. Мне казалось, что вчерашний жар вернулся с лихвой. Но ни один мускул не напрягся на моём теле, ни один звук не вырвался из горящей груди: я не хотел пугать ни Хейна, ни Акиру. Мы шли где-то два часа, боль меня, казалось, хотела просто убить. Я шагал молча, боясь выдать свои страдания, как вдруг Акира слегка потянула меня за прядь волос, призывая остановиться.

– Киона, - на прекрасном эльфийском пропела девочка. Потом она протянула ко мне ладошки и серьёзно произнесла: - Больно.

Откуда она научилась этому слову, я не знал, хотя предполагал, что это заложено в её магическом разуме - знание многих языков. Но мне больше понравилась реакция Хейна: он замер, недоверчиво поглядывая то на меня, то на Акиру. Потом он словно очнулся и выпалил:

– Какого чёрта ты молчал?

– Просто немного жжёт, - пожал я плечами, - от этого не умирают.

Юноша хмыкнул и наклонился к моей сестре.

– Ему очень больно, Акира?
– спросил он. Девочка виновато посмотрела на меня, будто собиралась открыть страшную тайну, но ответила Хейну тихо, будто рассчитывала, что я не услышу:

– Очень.

Он выпрямился и грозно посмотрел на меня.

– "Немного жжёт"?
– передразнил он.
– Я верю Акире.

Я промолчал, чувствуя себя так, будто меня поймали с поличным.

– Ну, чуть больше, чем немного, - прошептал я.

– Давай достанем тебе какую-нибудь ткань, будешь идти под ней.

Я покачал головой.

– Не поможет. Даже рассеянный дневной свет меня прожигает.

Хейн втянул в себя воздух. Как я понял - он старался успокоиться, потому что то, что я скрыл от него свою особенность, приводило его в ярость.

– Идём дальше?
– предложил я. По глазам Хейна было видно, что будь он хотя бы одного со мной роста, он бы врезал мне хорошенько. Но тут я заметил, что глаза его светлеют, становясь песочными, и быстро отвёл взгляд.

– Не смей!
– рявкнул я. Меня начинала раздражать эта его способность! Он мог управлять мной!

– Ты не должен был обманывать меня, - сумрачно заявил Хейн. - Но сделал это. Так почему я должен быть с тобой честен?

От его слов меня бросило в дрожь. Я мог только представить, что юноша может сделать со мной при помощи своих способностей...

– Знаешь ли, тогда нам вряд ли нужно идти вдвоём, - заметил я.
– Я не хочу быть твоей марионеткой, но могу терпеть боль. Нас обоих это не устраивает.

Он помолчал, пристально глядя на меня. У него на лбу было написано, что он хочет затеять спор, но после минутного молчания, получеловек обречённо вздохнул.

– Ты прав. Я идиот. Прости. Я сам навязался, мне не стоило угрожать тебе.

Я почувствовал себя так, будто у меня гора с плеч свалилась.

– Боль - это часть меня, - процитировал я его слова. Хейн улыбнулся, узнав своё высказывание.
– Так что прекрати меня корить за то, что я скрыл её от тебя.

Хейн опять улыбнулся. На щеках его расцвели милые ямочки, совсем как у Акиры, когда та смеялась. Я поскорее отогнал от себя эту мысль. Ну что, чёрт возьми, со мной делает сущность инкуба?!

Через десять минут мы опять шли через поле. Хейн, наверно, чтобы загладить свою вину за угрозу, рассказывал мне о своём детстве и о людях, что жили в его деревне. Я чувствовал, что юноше больно вспоминать обо всём, что связано с его прошлой жизнью. Это, наверно, сроднило нас более, чем что-либо другое.

В те моменты я думал, что мне больше никогда не удастся оглянуться на своё прошлое без горечи и жгучей боли в сердце. Мне казалось, что я, подобно Хейну, буду бежать от реальности, отбросил все представления о врагах, друзьях и семье. И тогда, прочувствовав весь ужас того, что я пережил и через что мне ещё предстоит пройти, я проникся сочувствием к моему другу получеловеку.