Мне не нравилось то, что я стал почти зависим от взгляда больших синих глаз. Едва я поднимал голову на Хейна, как всё во мне противилось этому, и я снова начинал разглядывать милое личико сестры...

Странное чувство - любить кого-то. Когда я смотрел на Хейна, испытывал простое влечение, которое порождал инкуб, живущий во мне. Даже заморачиваться на этом не стоило. Но то, что охватывало меня при взгляде на Акиру ни в какое сравнение ни с чем не шло.

Семейные узы. Я надеялся, что это были всего лишь семейные узы, которые так прочно привязывают меня к маленькому созданию.

"Не так сильно семейные узы привязывают двух родственников", - насмехался надо мной внутренний голос.
– "Ты сам это понимаешь".

– Понимаю, - вдруг произнёс я. Хейн удивлённо поглядел на меня.

– Что понимаешь?

– Да так, ничего.

– Ты странный, - заметил Хейн.
– говоришь сам с собой, и эльфийский твой с акцентом.

Я улыбнулся.

– Эльфийский я в совершенстве не знаю. Говорю несвободно. Так что меня винить не надо. Это не мой родной язык.

– А, - протянул Хейн.

Мы развели костёр. Наши тени колыхались, попадая в цепкие объятия языков пламени. Хейн периодически оглядывался на свою тень и улыбался ей. И я ещё и странный после этого...

Акира в первые же десять минут съела две булки хлеба и кусок мяса. Хейн смотрел на это, разинув рот. Я спокойно отнёсся к зверскому аппетиту ребёнка. В конце концов, я сам был таким же. Странно вообще, что малышка не потребовала все наши запасы - мне мама рассказывала, что я ел больше, чем они с отцом вместе взятые. Раньше я как-то не верил им, но сейчас понимал: не было и намёка на шутку.

Сытый желудок обеспечивал нам приятную беседу: мы рассказывали друг другу о своём прошлом.

Мне например стало очень интересно то, как живут люди. В итоге я пришёл к выводу, что люди не такие уж и звери. Во всяком случае не все. И, когда я скрепя сердце сказал об этом Хейну, он улыбнулся и заставил говорить о прошлом меня.

Я рассказывал всё, как на исповеди. Мне было приятно видеть восторг на лице Хейна, когда я говорил о полётах, моих друзьях-драконах, о красоте нашей долины, о моём детстве, когда я залезал на самые высокие деревья весной и собирал целые букеты нежно-розовых цветков, чтобы подарить матери... когда мне становилось слишком тяжело говорить, получеловек сразу понимал это и спрашивал что-нибудь о другом, менее болезненном. Когда я, наконец, добрался до сегодняшнего утра, когда всё было наполнено ожиданием моего Наречения, юноша выразительно посмотрел мне в глаза.

– Ты всё-таки не хочешь быть смертным, - тихо сказал он, глядя на меня.

– А кто же хочет?
– изумился я. Как мог он сморозить подобную глупость?!
– Вечность променять на жизнь! Боги, да о чём ты говоришь, Хейн!

Тот потупился.

– Я хочу.

– Ну ты чудик, тебе можно, - заявил я, стараясь скрыть всё моё неодобрение по поводу смертности и желания умереть поскорее за добродушной улыбкой. Похоже, юноша тут же понял моё истинное отношение к этому всему.

– Ты не человек, тебе не понять, - со знанием знатока пробормотал Хейн. И тогда я вспылил.

– Ты и сам не человек! Прекрати говорить о себе как об этих животных! Ты полуэльф! Почему тебе так неприятна мысль о вечности? Неужели ты так хочешь умереть?

От моего крика проснулась Акира и заворочалась. Потом её синие глаза впились в меня, и я опять превратился в зомби. Боги, я никогда и не представлял, что дети почти не производят звуков! Возможно, только моя Акира была такой тихой. Но она плакала за все те часы своего существования только раз. Меня это забавляло.

– Ты опять...
– начал было Хейн, но осёкся под моим взглядом, внезапно ставшим суровым, когда я перевёл его на юношу. Акира, услышав голос Хейна, замолкла и принялась теребить прядь моих волос.

– Что?
– осторожно осведомился я.

– Хватит на неё смотреть, будто ты влюблён, - сердито пробормотал получеловек.

Я застыл. Взрыв истерического хохота мне помогла сдержать Акира, что наверняка испугалась бы, услышав подобные звуки. Но с губ всё-таки сорвался смешок. Оказывается, это и правда ненормально, испытывать подобное к сестре! Как мило. Я влюбился в новорождённую девочку.

Извращенец.

– Фу, - бросил Хейн, глядя мне в глаза. Я перехватил его взгляд и увидел, что зелёные зрачки друга были песчаными.

– Эй!
– возмутился я.
– Ты обещал не менять моё сознание!

– А я и не менял. Просто мысли прочитал, - недовольно пробурчал парень.
– Знаешь, такие мысли я видел лишь у влюблённых по уши идиотов!

– Значит "фу" не потому, что эти мысли направлены на родную сестру?
– удивился я.

– Я просто не люблю настолько сентиментальной сопливой нежности, - с отвращением заявил Хейн.

Я ничуть не оскорбился. Пожалуй, мне стало даже немного неловко.

А что, если я влюбился?