И меня тормозил неотступно следующий за мной последний взгляд убитой девушки: молящий, неверящий и полный ужаса... но я отбросил его куда-то подальше, понимая, что когда-нибудь он снова вернётся ко мне и покажет, что всё-таки тогда животным был я, а не она...

К моему изумлению, до дома я добрался за несколько секунд и разглядел наше высокое родовое гнездо, охваченное огнём. Первой мыслью было сложить крылья и попытаться умереть поскорее. Как ещё я мог отплатить вину за то, что мои родители, наверняка, погибли?! Меня не было почти три часа, но в том состоянии, в котором были Сиатрия и Лаирасул, они могли стать жертвами людей и за такой короткий срок. Не обращая внимания на жутковатое шипение красных языков, я приземлился прямо во дворе, ощущая на коже жар.

Приняв обычный облик слишком быстро для себя, я сначала задохнулся от нехватки сил. Но уже через несколько секунд я полностью восстановился и смог бегом пробраться сквозь горящую входную дверь. Пламя обжигало моё обнажённое тело. Я резко остановился, когда почувствовал мерзкий запах горящих волос. Обернувшись, я понял, что горят мои белые космы, потому я не стал долго задумываться над дальнейшими действиями и просто прошептал заклинание по-эльфийски ( все заклинания бессмертных, как и вся магия, были созданы эльфами, соответственно и читались и писались они на их языке) и выпустил из кончиков пальцев струю воды. Это одна из стихий подвластных дождевым инкубам, к которым принадлежали я и мой отец. Волосы потяжелели от воды, впитавшейся в них, отчего и без того густые белые локоны начали оттягивать голову назад. Я не обратил на это внимания и поспешил в комнату родителей.

Лестница, ведущая на второй этаж, уже обуглилась во многих местах, и когда я, перескакивая через ступеньки, взлетел по ней, грозила проломиться. Одна ступень всё-таки не выдержала меня и с резким треском, перекрывавшим даже шум бушующего вокруг пламени, сломилась посредине. Глаза слезились от едкого дыма, лёгкие отказывались впускать воздух, и я начал задыхаться.

Сначала я захрипел и чуть-чуть не добежал до двери заветной комнаты, привалившись к стене. Пламя алчно подалось ко мне, огненные языки уже лизали мои ноги. Потом кашель сотряс моё тело, не давая сдвинуться с места; ноги подкосились. Каждый вдох причинял жуткую боль, мне казалось, что лёгкие раздирают, рвут на мелкие кусочки. Я стремительно терял силы и способность двигаться. Но всё-таки сделал шаг от стены, надеясь успеть добраться до двери.

Я попытался поднять голову, чтобы хотя бы как-то сориентироваться в узком коридоре. Но даже шея не подчинялась мне: лишь я шевельнул ей, дым вошёл с обжигающей болью в горло, а потом, добравшись до лёгких, заставил меня закашляться снова. Я опять припал к стене, но уже не мог удерживаться на ногах и медленно сполз по ней.

Тогда я понял, что это конец.

Не было у меня никакого шанса ни добраться до комнаты родителей, ни спасти их, ни увидеть даже тел... люди не просчитались.

И тогда впервые за всю жизнь на глаза набежали слёзы, и я, зная, что никого рядом нет, дал им волю. Я сделал судорожный вздох, прекрасно зная, что больше не смогу выдерживать этой невыносимой боли. Последний клочок дыма прошёл к моим лёгким, засел там, и тьма окутала меня.

Я понял, что умер.

Хотя бы потому, что воздух, мерно наполнявший мои лёгкие, был невероятно свежим, сладким и приятным. А я точно помнил, что начал погибать, когда кислый, едкий дым вливался в моё тело. Даже вспоминать было противно.

Лица коснулся лёгкий ветерок, донёсший слабый аромат леса. Кожей я ощутил тепло солнечных лучей, но не таких, какие меня раздражали и буквально жарили, а нежных, согревающих самую душу...

Прекрасно. Именно так я и представлял себе свою погибель, только меня немного обескуражил тот факт, что я умер слишком юным. Даже Наречение не прошёл ещё...

От этой мысли мне стало как-то грустно.

Ветерок снова воровато пробёжал по моей коже, но к аромату леса примешалось что-то иное... смутно знакомое...

От отвращения, вызванного этим новым запахом, я сморщил нос, но глаза так и не открыл. Когда я вспомнил этот смрад, меня поразила его омерзительная приторность. Убийственная вонь проникала в моё сознание, вызывая смутные образы: девушка с безумными глазами, синие глаза, ужас, отражённый в них, люди, люди, люди...

Меня это сбило с толку: я думал, что в загробной жизни все неприятные воспоминания забывались и никогда не возвращались к их обладателю. Потом я услышал незнакомые, но очень неприятные звуки, будто кто-то старался издать самый жуткий визг, какой только слышала вечность. Я понял, что просто спокойно умереть мне не дадут, потому открыл глаза.

Сперва меня ослепило солнце (и этот факт меня совсем не порадовал), несмотря на то, что его лучи падали мне на лицо криво и вопреки всяким законам. Но потом я додумался: широкие раскидистые ветки деревьев мешали им добраться до меня. Откуда здесь, в загробном мире, чёрт их дери, деревья?!

Меня осенило: похоже, я в саду возле моего дома.

Точно - та же мягкая пружинистая трава, запах сырой земли... запах...

Но что здесь делает человеческий запах?

Его вонь распирала мои лёгкие, чтобы увидеть источник этого безобразия, я поднялся на локтях, с удивлением отметив, что на мне была белая льняная рубашка и коричневые штаны. Я точно помнил, что умирал после превращения, значит, одежды на мне не должно было быть. И тогда я усомнился в своих поспешных выводах: похоже, я вовсе не умер. Нет, я просто валяюсь в собственном саду.