Несмотря на сказанное юношей, девочка отнюдь не показалась мне крепкой. Наоборот, у неё, на мой взгляд, была болезненно бледная кожа, а весила она не больше, чем пушинка.

Я испуганно прошептал:

– Она нездорова.

– Здорова, - небрежно отмахнулся от меня человек и, повернувшись спиной, прошёл ещё несколько шагов.
– Ты бы так не говорил, если бы хоть раз увидел нездорового ребёнка, - Хейн выразительно посмотрел на меня. Я с дуру ответил на его взгляд и попал в плен вновь ставших светлыми глаз.

И в тот момент я почувствовал, как сознание наполняется уверенностью в том, что малышка была благополучно и радушно встречена миром. Я оторвал взгляд от глаз человека и яростно прошипел:

– Прекрати сейчас же! А то...

Но Хейн лишь пробормотал:

– А не то - что? Как ты не понимаешь, ты не сможешь препятствовать моим велениям. Запомни это и прекрати мне угрожать.

Теперь в его голосе не слышалось былое дружелюбие. В нём сквозила сталь и непреклонность. Мне это не понравилось. Хейн говорил по-эльфийски, на языке, который признавался самым красивым во всей Вселенной многими, но сейчас он мне показался сущим карканьем.

– Может, ты объяснишь, как человеческий выродок вроде тебя получил такой сильный и нужный во всех обстоятельствах дар?
– недовольно поинтересовался я, заглядывая в глаз моей сестре. Как ни странно, меня действительно снедало любопытство - я никогда не слышал, чтобы с такими способностями рождались эльфы, чего уж тут говорить про человека?

– Я не просто человек, - спокойно ответил Хейн, не обращая внимания на моё сравнение с "выродком".
– Я сын человека и эльфийки.

Я присвистнул, поднимая голову, а юноша криво улыбнулся, хотя по его виду можно было сказать, что ему совсем не смешно.

Зато мне-то как было весело! Союз эльфа и человека - ну надо же! А я-то думал, что только инкубы с их врождённым идиотизмом (а я считал, что кровь дракона вполне восполняла моё инкубское сознание) способны заводить семью с таким зверьём, как люди! Оказывается, мудрые эльфы тоже полны слабостей...

Да уж. Есть над чем подумать.

– Забавно, - только и выдавил я. Хейн хмыкнул.

– Не спорю.

Повисла пауза, во время корой произошли сразу две вещи.

Во-первых, ветер донёс до меня приторный запах мертвечины, и мне не составило труда понять, что идёт он от трупов моих родителей. Ведь люди даже мёртвые воняют нестерпимо, а этот запах был неприятным, но благородным. Я машинально повернул голову по направлению ветра и заметил два небольших холмика в нескольких десятках метров от нас. Они лежали под раскидистой невысокой яблоней, их заливал солнечный свет.

Во-вторых, малышка, что всё время сосредоточенно разглядывала моё лицо, издала радостный крик, от которого у меня едва не заложило уши.

– Как ты её назовёшь?
– голос Хейна донёсся до меня будто издалека. Я не сразу понял смысл его слов, потому ещё несколько секунд просто смотрел на маленькую девочку.

– Что?
– рассеянно пробормотал я. Я расслышал человека, но мне не хотелось отвечать на этот вопрос. Он понял это, но не отступился и повторил:

– Имя выбрал?

Ну как можно быть таким навязчивым?

– Тебе-то какое дело?
– резко спросил я, вспомнив, что Хейн унизил меня несколько минут назад, да и тот факт, что он не являлся членом моей семьи, тоже не говорил в его пользу.
– Не твоё дело, как я её назову. Может, я вообще её убью!
– грозно закончил я. Конечно, ничего подобного я делать не собирался, но мне не хотелось просто так оставить Хейна. Вообще я понять не мог, что нужно этому человеку от меня. Он пришёл совсем не в то место, где ему рады, и не в нужное время.

– Если убивать будешь, лучше отдай мне. Я не против иметь дочь.

Я окинул его оценивающим взглядом, а потом рассмеялся. Уж очень серьёзно он это сказал.

– Что?
– удивлённо воскликнул Хейн, стараясь перекрыть волны хохота, исходившие от меня.

– А тебе не рановато, мальчик?
– в последнее слово я вложил как можно больше презрения. Но это, казалось, ничуть не задело Хейна. Он улыбнулся.

– Мне шестнадцать лет, я всё равно скоро бы завёл семью.

Я поперхнулся собственным смехом и ошалело воззрился на хлипкого юнца: тонкие ручонки, никак не отвечавшие моим представлениям об "отце семейства", болезненный вид, делавший его больше похожим на проблемного сына, ослушавшегося матери и выбежавшего на мороз полураздетым.

– Ты шутишь?
– изумился я. Инкубы заводили семью примерно через три столетия после прохождения Наречения, а люди что? Через шестнадцать лет после рождения? Абсурд! Хейн же ещё ребёнок!

– Ты существо бессмертное, а я не могу зря годы терять, - тоном знатока заявил юноша. Его подбородок был вздёрнут, будто он доказывал этим свою правоту. Меня рассмешило это, но мне также и понравился его решительный настрой. А потом, когда забавность этой ситуации немного отступила, на меня нахлынула волна горести. Я одинок.