Шрифт:
Среди произнесенных слов Мадлен удалось уловить истинный смысл обвинения, отсеять небылицы от действительности. Сопоставив рассказ цыгана и повествования отца, выложенные в письмах, она поняла, что он излечивал бесплодие, менял черты лица, лысого мог осчастливить пышной шевелюрой, безглазого искусственным хрусталиком, который не отличить от настоящего даже при самом тщательном рассматривании. Но самое важное – ему удалось создать аппарат для перегона крови из вен одного человека в вены другого, и тем самым возвращать к жизни жертвы больших кровопотерь и неумелого лекарского вмешательства, а порошок бессмертия – являлся ни чем иным, как веществом, останавливающим гниение плоти, вызванное тяжелыми ранениями и даже проказой. О, неужели эти люди столь безумны, что ставят в вину ученому открытие лекарства от страшного недуга!..
Но, увы, парижскую лабораторию Люциуса Кердеуса сожгли: все его записи и устройства тонкой ювелирной работы, богатую библиотеку, полную рукописных книг с Востока, множества склянок с ценными растворами, вытяжками и настойками редких трав.
Долгая, муторная речь судьи, казалось, никогда не кончится! Михаль не приходил в себя, и Мадлен благодарила Бога за то небытие, в которое он его вверг. Она не могла разглядеть, что творилось возле нагромождения бревен и веток, но помост для костра был установлен очень хорошо – каждый, кто имел рост выше пяти-шести футов, мог насладиться зрелищем восхождения жертвы.
– Вам плохо видно? – спросил Гарсиласо.
Но девушка не ответила, дикий вопль осужденного застыл в ее ушах. Она обернулась к цыгану, ее глаза были полны отчаянного неверия. Безысходность сковала все ее члены и лишила дара речи.
Гарсиласо пожал плечами и молча приподнял Мадлен над головами.
Как и предсказывал ее новый знакомый – брата казнили, лишь как изображение. С ужасом увидела она и черную картонку на его груди, а по желтому рубищу бежали ручьи крови. Михаля, пришедшего в себя от боли, втащили наверх и привязали к столбу. Мадлен почувствовала, как в воздухе закружил запах дыма. Пламя, тотчас занявшись, скрыло Михаля по пояс.
– Михалек! Он невиновен! Невиновен!.. – Разъяренная, словно тысяча диких кошек, девушка соскочила с рук Гарсиласо и бросилась на каменную стену публики.
Всюду ее окружали спины, потные неподвижные спины с задранными вверх затылками, никто не обращал на нее внимания, все ожидали, когда же огонь начнет лизать пятки колдуна. Наконец кто-то не выдержал – Мадлен безжалостно отпихнули. Гарсиласо успел подхватить ее на руки, прежде чем толпа поглотила бы и растоптала, точно выпавшего из гнезда птенца.
– Михалек! Мих…
Слова оборвались и потонули в ликующем гуле толпы. Но сквозь бесконечное улюлюканье, сквозь брань и порицания, она услышала его голос.
– Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей. О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов! Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана! Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник: рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами…
Он не договорил, боль отняла сознание. Мадлен не прекращала отбиваться и отчаянно взывать к справедливости. Последнее, что она запомнила – золотисто-алое облако, почерневший силуэт, повисший на глубоко врезавшихся в кожу толстых цепях, и внезапный проливной дождь, который обрушился с такой внушительной мощью, что, казалось, Господь ниспослал второй всемирный потоп, дабы прекратить сии чудовищные бесчинства. Порывы ветра взметнули пламя прямо на толпу, осужденный потонул в клубах черного дыма. Мадлен на мгновение почувствовала свободу и во власти надежды рванулась к помосту, в то время как испуганная внезапной непогодой публика дернулась назад, и одна из дородных торговок, со словами: «Буде тебе, ведьма, скулить по своему дьяволу!» оглушила девушку тяжелым ударом в висок.
– Лезар! – крикнул Гарсиласо, являясь на порог трактира с облаченной в рваное мужское платье девушкой на руках, что весьма удивило мэтра Лезара и его помощников. – Комнату, дружище! Быстрей! И вина, самого пряного.
– Ты что же, откуда ее выкрал? Из лап сатаны?
Вытирая руки о фартук, трактирщик подозрительно глядел на гостей – промокших и взъерошенных. Вид те имели, точно прошли все круги ада.
– Самое оно. Из лап сатаны. Ты многое потерял, дружище. Знаешь, откуда мы на самом деле?
– Откуда?
– С Гревской площади. Казнили колдуна, который ставил эксперименты над обитателями царства мертвых.
– Поймали самого Кердея?
– Почти…
Трактирщик недовольно нахмурился, но тотчас лицо его озарила саркастическая ухмылка.
– Что значит «почти»? Он опять ускользнул? Испарился? Вызвал грозу и исчез в облаках?
– Нет, на этот раз истлел, – сыронизировал Гарсиласо. – И парижане успокоятся. Но я тороплюсь.
Лезар не сменил выражения лица, лишь кивнул в сторону лестницы. Мужчины поднялись на второй этаж.