Наконец наступила следующая суббота, и мы с Инной, отмучившись от тренировки, решили немного прогуляться. Лёша отнекивался, Михаэлис вообще сказал, что никуда не пойдёт, потому как у него в планах готовка пирога, но затем вспомнил, что подопечную ему одну отпускать нельзя, и предложил перенести поход на вечер. Мы согласились, и после ужина втроём отправились на прогулку — Лёшу у нас изъял Грелль, сказавший, что это время года просто идеально для посещения египетских пирамид и Сфинкса. Я не поняла, чем оно идеально, но подумала, что жнец просто решил таким способом спасти друга от наших посягательств, и не стала вдаваться в подробности.

В результате мы отправились в парк и, наблюдая за начинавшими уже сгущаться сумерками, неспешно брели по пыльным, почти безлюдным улочкам. Обшарпанные дома безразличными глазами-окнами смотрели на артерии-улицы, изредка проезжавшие по пустынным дорогам автомобили отравляли воздух выхлопными газами, а серое небо, алевшее на западе, спокойно и безучастно сообщало о неизбежности грядущих сумерек. Холодный ветер играл листвой, местами уже совсем жёлтой, а местами сочной, зелёной, словно ещё летней, но уже отживавшей своё. Парк приближался чёрной тенью, заполонявшей горизонт, а пыльный тротуар ждал дождя, который смыл бы с него всю грязь, но не мог дождаться. Настроение было на нуле, разговор всё время скатывался к теме скорого выяснения демонами и жнецами причин аномалии, а я думала о том, что с часу на час всё закончится.

Закончится болью и на самой ужасной ноте.

Почему именно так? Да потому что вчера Гробовщик спросил меня, верю ли я ему, а когда я ответила, что верю, он спросил, смогу ли я тогда рассказать самую страшную тайну своего прошлого. И я ответила, что смогу. Вот только показывать ему её я не хотела, а должна была — он как раз подошёл в замене плёнки к моему шестнадцатилетию, и я не хотела, чтобы он увидел, что тогда произошло… Но он хотел заменить всю мою плёнку, и мне пришлось выбирать, помочь ему в эксперименте или сохранить нетронутыми те воспоминания. Воспоминания, которые причиняли слишком много боли. И я выбрала Гробовщика. Не помочь ему, нет. Я верю в него. Потому что, даже увидев меня такой, он бы не стал меня презирать, я уверена… Вот только эти воспоминания — самый большой ужас моей жизни. И если Легендарный скоро уйдёт, последнее воспоминание обо мне у него останется отвратительное…

Зайдя в парк, мы прошли по одной из тенистых аллей и, добравшись до тупика, повернули назад. Сумерки уже сгустились, и в темноте казалось, что глаза демона горят огнём. Они пугали, казались воронками, способными сжечь что угодно — даже душу, и мне подумалось, что ничего страшнее я в жизни не видела, хотя повидала немало. Поёжившись, я ускорила шаг, стараясь не смотреть на демона, и вышла на центральную аллею, но тут нас окликнули. Обернувшись, я увидела парня лет шестнадцати и девушку чуть помладше. Она держала его под руку, прижимаясь к предплечью бедного парня отнюдь не маленьким бюстом, буквально выпадавшим из топа, а он самодовольно ухмылялся, периодически прикладываясь к банке пива. Широченные бермуды делали тонкие волосатые ноги подростка похожими на пушистые спички, а я подумала, что мужики — и правда потомки обезьян, слезшие с пальмы, раз уж такие заросли на всеобщее обозрение выставлять не стесняются…

— Не подскажете, как пройти к клубу «Кронос»? — манерно так растягивая слова, спросила девица и ещё плотнее прижалась к пареньку. Теперь понятен её боевой раскрас и кожаная юбка выше крыши. Но непонятно, зачем она надела высоченные шпильки, если не умела на них ходить — ноги девушки стояли неровно, щиколотки при ходьбе вихляли из стороны в сторону, а каблуки подкашивались.

— Выходите из парка, переходите дорогу, поворачиваете на право, проходите три дома, сворачиваете в переулок, и справа будет он, — отрапортовала Инна. Она в этом клубе не была ни разу, зато в прошлом году, до смерти родителей, в нём частенько зависал Алексей, а она его оттуда забирала по просьбе отца. Так что, думаю, дорогу нашла бы даже с завязанными глазами… а может, и нет, но факт был на лицо.

— О, а вы тоже туда? — оживилась девушка. — Пошли вместе тогда!

«Ща пошлю», — вспомнился мне знаменитый ответ на такую вот просьбу… Интересно, она правда решила, что я, в чёрной юбке солнце-клеш «в пол», изящной бордовой готичной блузе и укороченном пиджаке, Инна в строгом сером брючном костюме и Михаэлис, надевший свой любимый, новый (месяц назад купленный) чёрный костюм-тройку с воротником-стойкой, могли направляться в молодежный клуб, славящийся стриптиз-номерами и пьяными разборками?

— Да ни в жизнь, — хмыкнула Инна, у которой последнее время словно раздвоение личности началось — с коллегами она была официальна, подчёркнуто вежлива и отстранённа, а с незнакомцами вела себя так, как, видимо, на самом деле хотела — говорила всё, что думала, не боясь ни обидеть, ни показаться странной.

— Чего это? — оскорбился парень. — Мы вам что, не ровня?

— Мы не в клуб идём, — попыталась отмазаться от скандала я. Всё же мне с трудом давались вспышки гнева, и снова себя сдерживать мне не хотелось.

— Вот только врать не надо, — надулась девица. — Стрёмно с нами идти, потому что мы младше?

— Слушай, Себастьян, знаешь, а ты был прав, когда говорил, что ныне мужчинам каблуки приходится спасать от современных женщин, — протянула Инна и, уцепив Михаэлиса под локоть, потащила его на выход.

— Истинно так. Однако, полагаю, мужчины на такой подвиг тоже способны далеко не все, — ответил демон и беззвучно рассмеялся.

— Мы правда не в клуб, — бросила я на прощание и поспешила за друзьями, а вслед нам долетело: