Демон вдруг стал обычным, ухмылка с его губ сползла, и он просто стоял, вглядываясь в глаза моей подруги, словно искал в них ответ на очень сложный вопрос. А потом, ни слова не говоря, развернулся и пошёл обратно в парк. Инна покачала головой, закатила глаза и направилась за ним, а я опешила, но ломанулась следом — нехорошее предчувствие сжимало сердце.

Мы быстрым шагом добрались до той самой аллеи, где всё ещё скандалили «пострадавшие», а демон вдруг подошёл к парню и, не слова не говоря, коснулся его руки. Дикий крик прорезал тишину парка, а я удивлено посмотрела на Михаэлиса. Он же к такому, вроде бы, не склонен. Тогда с чего вдруг?..

— Посмотри, я могу убить их в любую секунду, — отчеканил демон, и в следующее мгновение второй крик, теперь уже женский, наполнил воздух.

— Да мне как-то всё равно, — пожав плечами, ответила Инна, и по её голосу стало ясно, что она говорит правду. — Только если ты это делаешь, потому как решил ответить на их выпады, я тебя поддержу, а если решил доказать мне, что с исчадием зла мне лучше не связываться, сворачивай лавочку, потому что даже если ты весь город испепелишь, я не изменю своего мнения о тебе.

— Какого мнения? — ледяным тоном спросил Себастьян, не глядя на пытавшихся убежать людей и просто сверля Инну немигающим взглядом алых глаз.

— Я тебе верю, — устало вздохнув, ответила моя подруга, и в глазах демона на секунду промелькнула растерянность.

— Я тебя убью, уничтожив аномалию, — вновь обретя уверенность и относительное спокойствие, бросил он.

— Потому что таков приказ, — пожала плечами Инна, и стало ясно, что она, в общем-то, даже и не против, а скорее, наоборот — поддерживает стремление демона исполнить долг. Как так? Почему? Она же хотела жить…

— Ты решила проиграть? — вскинул бровь Михаэлис, резко помрачнев.

— Нет, я решила выиграть, не подводя тебя под монастырь, — улыбнулась моя подруга. — Ты выполняй свой долг, иди к своей цели, а я пойду к своей. И мы посмотрим, кто окажется у финишной черты первым. Я не собираюсь сдаваться, но и не считаю возможным, чтобы сдался ты. Я знаю, что для меня главное, и цели своей добьюсь. Да и проигрывать в спорах я не люблю, ты же знаешь, так что я выживу, даже если придётся постоянно сражаться с тобой за право жить. Это дружеский спарринг с моей жизнью на кону, не находишь?

— Но если я откажусь выполнять приказ, на кону будет моя жизнь.

— Вот и нечего ставки посреди игры менять. Так интереснее, это бодрит, знаешь ли! — как-то совсем не весело рассмеялась Инна, а я подумала, что любовь и правда меняет людей до неузнаваемости. Похоже, жизнь Себастьяна для неё даже ценнее её собственной.

— Ты обожжёшься, если поверишь мне, — тихо сказал демон.

— Поздно, — обречённо и как-то очень уж спокойно ответила Инна, пожав плечами.

В ту же секунду мир заволокла тьма, и Михаэлис исчез, а Инна, закрыв лицо ладонями, шумно выдохнула.

— Какая же я дура, — пробормотала она, а затем посмотрела в абсолютно чёрное небо с белыми бусинами холодных звёзд и улыбнулась. Эта улыбка не была ни фальшивой, ни печальной — Инна, казалось, улыбалась палачу, который обещал обезглавить её безболезненно… — Но лучше так, чем как раньше…

Любовь — это боль. Это правда. Но порой эта боль настолько сладка, что от неё невозможно отказаться. Кажется, все влюбленные — мазохисты. И я в том числе. Но Инна права — лучше уж так, с болью и улыбкой, чем в беспросветном отчаянии одиночества. Со слезами, которые никому не покажешь. В тишине. В Ничто, которое поглощает тебя без остатка… Ведь так ты можешь хотя бы улыбаться искренне, а не вместо слёз.

====== 41) Чудо ======

«Amor etiam deos tangit».

«Любви подвержены даже боги».

— Инн, ты его так любишь, что готова жизнью пожертвовать?

Мы сидели на лавочке в темноте пустого парка и смотрели на небо, едва проглядывавшее из-за листвы. Звёзды были единственным источником света и казались абсолютно фальшивыми, потому что их свет ничто не погасит, а в жизни так не бывает. Даже если звезда исчезнет, её свет будет ещё много лет достигать Земли, а ведь в жизни, если свеча погасла, она умирает сразу. И мир становится чёрным. Снова.

— Я всегда хотела жить больше всего на свете, — тихо ответила Инна, откинувшись на спинку лавочки. — И это не изменилось. Но я не хочу ставить его перед выбором. Нет, я не собираюсь жертвовать собой, чтобы он выполнил приказ и получил награду — я не псих такой фигней страдать. Но я не хочу, чтобы ему было больно. Вот и всё. А значит, не хочу, чтобы он вставал перед выбором: убить меня и выполнить приказ или помочь спастись. Я не верю в чудеса и знаю, что выбор очевиден, но знаешь… Я же вижу, он искренне смеётся, когда ему смешно, искренне злится, когда я делаю глупости… Это ценно для меня, потому что он настоящий. И знаешь, я не фантазёрка, но и не слепая — я вижу, что ему легко со мной общаться. Сначала он язвил вечно, гадости делал, а потом… Потом он перестал топтаться на моих любимых мозолях, равно как и я — на его, и всё это ехидство стало просто шутками — забавно вот так подкалывать друг друга, но беззлобно, зная, что твою шутку поймут, и понимая, что ни одна из подколок не направлена на то, чтобы принести боль. Это тоже ценно для меня. И ему, с его вредным характером, думаю, тоже нравится препираться со мной, потому что он очень азартен, а ещё, думаю, потому что он знает, я не пытаюсь его унизить. Так что, думаю, если ему придётся выбирать, он убьёт меня с чистой совестью, но пожалеет о том, что лишается вот такого общения и чьего-то доверия. А я ведь совсем дура — ему поверила. Поверила, что никогда и ни за что он не предаст меня. Убьёт — да, но не предаст. Ведь он с самого начала сказал, что его главная цель — моя смерть. Так что здесь всё честно.