— Это хорошо, конечно, — вмешалась Галина, следуя за мужем, — но, Дина, без всех этих тайн нам было бы куда проще разобраться в ситуации. А мы все нервы истрепали, пока узнали, кто проник в наш дом.

— Простите, — ответила Дина, и я бы ей поверила, если бы не была уверена, что она ни капли не раскаивается. Почему? Да потому что «настучать» на нас Звягинцевым для Динки было нонсенсом, а значит, она ничуть не раскаивалась в том, что этого не сделала.

— Надеюсь, больше такого не повторится? — подойдя к моей подруге, спросила блондинка.

— Я тоже на это надеюсь, — вытекла с линии атаки Дина и улыбнулась.

Галина кивнула, попрощалась со мной, и Тематики покинули квартиру моей подруги, а та как стояла возле дивана, так и рухнула на него. Входная дверь хлопнула, на лестничной площадке послышались удалявшиеся шаги, и Дина вдруг прошептала:

— Спасибо, Инн. Я не знала, как мне быть…

— Нормально всё, не беспокойся, — ответила я, сверля дверь раздражённым взглядом. — Меня другое волнует: куда Себастьян их повёл?

— О, не беспокойтесь об этих смертных! — прямо-таки пропел знакомый противный голос за моей спиной, и я вздрогнула. Обернувшись, я обнаружила последнего, до сих пор немого свидетеля всей этой сцены, в лице древнего трупа со странным вкусом в одежде, который вертел в руках печенье и сиял, как медный грош.

— А ты знаешь, куда они отправились? — нахмурилась пуще прежнего я.

— Михаэлис сказал, что уладит вопрос без жертв и насилия, — успокоил мои нервы седовласый прозектор, и тут же снова их взвинтил: — Правда, он решил это сделать лишь после того, как ты отказалась сдавать его и Сатклиффа, проворчав: «Глупая девчонка».

— Сам дурак! — возмутилась я, сложив руки на груди.

— Не хотела его подставлять? — вернулся на любимую лыжню Гробовщик. Ему в кайф, что ли, копаться в моей душе?!

— Да, не хотела. Это нечестно по отношению к Себастьяну с Греллем, — фыркнула я, подумав, что вот как раз Грелля мне жалко не было, да и «нечестным» по отношению к нему звонок Лёшке не был бы.

— Ну-ну, — протянул жнец и противненько так захихикал. Тоже мне, детектор лжи на ножках…

— А больше Себастьян ничего не сказал? — сменила тему я. — Как он собирается договариваться с этими двумя?

— Он отличный дипломат, так что за это не переживай, — отмахнулась Величайшая Заноза в мире. — Возможно, вам четверым потом придётся составить какой-нибудь глупый договор, чтобы успокоить нервы этих смертных, однако он не причинит им вреда — ему это невыгодно. Меня же больше интересует другое: почему ты решила помочь Дине?

— Потому что она верит в меня, я не могу её подставить, — честно ответила я, а Легендарный впал в раздумья, из которых его вывел тихий шорох — Дина решила под шумок прокрасться на кухню.

— А вот ты меня порадовала, — сделал жнец комплимент решившему смыться на кулинарные подвиги «мешку с костями». — Неплохо выкручивалась, да и без срывов. Вот только что ты собиралась делать, если бы Инна не вышла к вам?

Динка замерла в дверях и понурилась. Я думала, она впадёт в такое вот предкоматозное состояние надолго, но, на удивление, готесса ответила почти сразу.

— Я бы постаралась уговорить Влада довериться мне и решить вопрос без привлечения Инны с Лёшей. Они же мне раньше доверяли, так что я бы взяла на себя всю ответственность за действия друзей. Возможно, это помогло бы…

— Глупая, — фыркнул Гробовщик, и мне резко захотелось дать ему в глаз. Не только потому, что он вообще меня бесил с самого своего появления, и не только из-за «оскорбления» готессы. Просто эта гадость явно считала, что Динка — дура, раз стоит за нас горой, и это злило. Он что, совсем бесчувственный и беспринципный? В кого она влюбилась, а…

— Не знаю, — окончательно расстроившись, пожала плечами Дина и потопала на кухню. Но вслед ей донеслось нечто довольно странное:

— Но я не сказал, что глупым быть плохо.

Я озадаченно воззрилась на Гробовщика, Дина засияла как медный пятиалтынный, а жнец, хрустнув печенюшкой, поспешил на кухню, на ходу начав засыпать меня провокационными вопросами на тему: «Как бы ты выкручивалась, если бы Себастьян не помог, и почему решила помогать друзьям в ущерб себе?» Почему-почему, да потому что наконец поняла, что несу ответственность за тех, кто мне верит. Ведь если я принимаю их веру и их помощь, должна давать нечто равноценное взамен и нести за них ответственность. А ещё я поняла, что не хочу делать больно Себастьяну Михаэлису, и это злило, но в то же время я начала понимать, что любовь — самое страшное зло. Потому что она даже сильнее инстинкта самосохранения. И потому что она начисто лишает разума.