Ответ этот оставил Иннин в ещё большем недоумении, но времени разбираться больше не было — началось слушание.

И вот тут-то началось то, что показалось Иннин совершенно невозможным.

Требуя открытого слушания, она надеялась избавить Хатори от прямых и грязных оскорблений, и этой цели она, как выяснилось, вполне добилась. И даже гораздо больше — господин Астанико был образцом вежливости, красноречия и, казалось, искренней симпатии к обвиняемому.

Он с самого начала повёл дело так, что симпатии зрителей, и без того привлечённые приятным внешним видом Хатори, всё более и более склонялись на его сторону, и ближе к концу слушания в зале, казалось, не осталось совершенно никого, кто не был бы убеждён в невиновности бедного юноши. А господин Астанико продолжал свою речь, всё более и более убеждая всех, что господин Хатори Санья попал в число арестованных по ошибке и виновен лишь в глупой шутке, заключавшейся в переодевание в женское платье.

Но — молодость, молодость. Кто из нас не ввязывался в рискованные и сумасбродные авантюры?

Всё это настолько противоречило прежнему поведению Астанико, что Иннин не могла прийти в себя от изумления.

«Чего он добивается? Что на этот раз замышляет?!» — думала она, обводя взглядом зал.

Хатори в упор глядел на своего обвинителя; судя по выражению его лица, он весьма скептически относился к столь резкой перемене в Главном Астрологе, неожиданно перевоплотившемся из его худшего врага в защитника и друга.

Зато вот Хайнэ, сидевший в самом дальнем ряду среди зрителей, судя по всему, в эту игру вполне поверил — на лице его было написано тихое, радостное умиление, как будто он только и ждал этого чудесного превращения и ничуть не сомневался в его правдивости.

Иннин ждала катастрофы.

И катастрофа случилась.

Нарисовав перед зрителями весьма симпатичный образ обвиняемого, который если и виновен в чём-то, то лишь по рискованному недомыслию, свойственному юности, но отнюдь не по злому умыслу, Астанико перевёл дыхание и почему-то на мгновение прижал руку к горлу — это был первый раз, когда Иннин заподозрила в нём чувство, похожее на волнение.

Однако когда он продолжил, голос его был вновь спокоен и твёрд.

— Итак, детально рассмотрев историю подсудимого, я совсем было уверился в его невиновности относительно главного пункта обвинений… если бы не одна деталь. — Астанико в упор подошёл к Хатори, сверлившему его мрачным взглядом. — Господин Санья, узнаёте ли вы эту вещь?

Он достал из-под полы своего тёмно-зелёного одеяния книгу и протянул её Хатори.

Хатори пролистал несколько страниц и замер.

— Эта книга, так называемое Учение Милосердного, была найдена при обыске в той комнате, в которой вы, согласно показаниям прислуги, ночевали вместе с господином Хайнэ Санья… который, кстати говоря, в данный момент тоже присутствует в этом зале, если вы его до сих пор не заметили. — Астанико сделал паузу. — Соответственно, мы вынуждены сделать вывод, что она принадлежит либо вам — либо ему.

Хатори вскинул голову и, молниеносно развернувшись, обвёл глазами зрителей.

Иннин поняла, что до этого момента он и в самом деле не имел ни малейшего понятия, что Хайнэ присутствует в зале.

Лицо её брата было смертельно бледным, и у Иннин вдруг не осталось ни малейшего сомнения.

«Он! — с ужасом подумала она. — Это он — еретик… Порнографический писатель Энсенте Халия, а вдобавок последователь запрещённого учения. Великая Богиня, во что он превратился…»

Хатори впился взглядом в Хайнэ, как будто не видел его много лет, и Иннин вдруг с точно такой же ясностью поняла, что сейчас произойдёт.

— Вы узнаёте эту книгу, господин Хатори? — проскрипел голос Главного Астролога в наступившей вдруг тишине — или она наступила только в ушах у Иннин?

Хайнэ, в ответ на взгляд Хатори, слабо взмахнул рукой — выглядело это не так, что он пытается ему что-то сказать, а так, будто он на грани обморока и с трудом что-то соображает.

Да, может быть, так оно и было.

— Отвечайте немедленно! — требовал Астанико. — Вам она принадлежит или вашему брату? Говорите, Хатори Санья!

«НЕТ! — изо всех сил мысленно закричала Иннин. — Нет, не делай этого, не смей, сумасшедший, ты погубишь себя!»

— Мне, — проговорил Хатори, не глядя на неё. — Она принадлежит мне. Это моя книга, и подавитесь. А ты, Хайнэ, не смотри на меня так. Я знаю, что ты ничего не знал. Будешь ненавидеть меня теперь до конца жизни за то, что я — вероотступник?

Он сделал над собой усилие — Иннин почувствовала это так, будто сама находилась в его теле — и рассмеялся.

«Великая Богиня…» — испуганно и растерянно подумала она, и губы её жалко искривились.

Губы Главного Астролога искривились хищно.

— В таком случае я полагаю, что обвинение доказано, — проговорил он, уже не пытаясь скрывать звучавшего в голосе торжества. — Закон карает подобные преступления смертной казнью. Если только сама Великая Богиня не пожелает пощадить преступника… говорят, в старину такие вещи случались. Мне очень жаль, господин Хатори, вы искренне нравились мне и, разобравшись с вашим делом, я был уверен в вашей невиновности. К сожалению, я ошибался. — Лицо его стало строгим и печальным. — Что ж, боюсь, теперь вам остаётся надеяться лишь на чудо.