Шрифт:
— Ладно, — сдалась Иннин. — Я подумала, что ты будешь хорошим отцом.
«Уж точно не таким, как наш с Хайнэ», — промелькнуло у неё в голове, и она почувствовала горечь.
На лице Хатори появилось несколько озадаченное выражение.
— Ну, не знаю, — сказал он. — Никогда не думал об этом. А ты уже хочешь ребёнка?
Мысль об этом привела Иннин в ужас.
— Нет! — поспешно вскричала она. — Нет, конечно! Я вовсе не это имела в виду!
Хатори засмеялся и, проводив её в соседнюю комнату, пошёл вниз в купальню.
Вновь оставшись одна, Иннин вернулась мыслями к его последним словам, заставившим её испытать смутное беспокойство.
В самом деле, если она намеревается продолжать с ним… — взгляд Иннин упал на постель — …отношения, то следует, по крайней мере, заранее позаботиться о последствиях и начать принимать напиток, предотвращающий нежелательную беременность, иначе потом может быть слишком поздно.
«Это отрежет мне все пути к отступлению», — подумала Иннин, содрогнувшись.
И тут же спросила себя: а разве она собирается отступать? Разве она не решила уже, что уйдёт из дворца и будет жить с Хатори?
«Да, но ребёнок — это в любом случае слишком рано, — возразила она себе. — Нужно просто вернуться во дворец за напитком, а потом снова приехать сюда, тем более что Хатори сказал, что ждать его придётся долго. И как я только могла не подумать об этом раньше?»
В коридоре послышались голоса. Выглянув из комнаты, Иннин увидела Хатори, который бережно нёс на руках одетого в ночную одежду брата.
Они скрылись в спальне Хайнэ, но Иннин, выйдя из комнаты, продолжила наблюдать за ними сквозь неплотно прикрытые двери.
Хатори заплетал длинные чёрные волосы брата в косу и беспрерывно шутил.
«Он сейчас в гораздо лучшем расположении духа, чем раньше, до того, как увидел меня, — подумала Иннин, бессознательно улыбаясь. — Его обрадовало, что я, наконец, приехала. Он и в самом деле меня любит…»
Вернувшись в пустую комнату, она стала дожидаться Хатори там. Взгляд её случайно упал на пустые, разукрашенные драгоценностями ножны, и Иннин вспомнила, что в них должен лежать кинжал — тот самый, который она однажды подарила рыжеволосому мальчишке за то, что тот вернул домой её брата.
Знала бы она тогда, чем всё это закончится…
— А где же кинжал? — спросила Иннин у Хатори, когда тот, наконец, проскользнул в комнату — уже поздней ночью.
— А, кинжал, — сказал Хатори, взяв из её рук ножны и отложив их в сторону. — Я его выбросил.
— Выбросил?! — повторила Иннин, почувствовав острый укол обиды. — Кинжал, который я тебе подарила?!
— Так это ты мне его подарила! — вскричал Хатори как будто бы удивлённо. — Так вот почему… Он всегда был мне дорог, хотя я не знал, почему.
Но Иннин не обратила на его последние слова особого внимания.
— Ты даже это забыл! — закричала она, кипя от возмущения. — Дурак!
Она сердито отвернулась и позволила себе смягчиться лишь тогда, когда Хатори, подойдя сзади, обнял её со спины.
— Прости, — сказал он, прижимая её к себе, и Иннин поняла, что не может на него злиться.
— Ладно, — проворчала она. — Но я всё-таки не понимаю, зачем ты выбросил кинжал? Какой в этом был смысл? Тем более, если он был тебе дорог.
Хатори выпустил её из объятий и ничего не ответил.
Снова повернувшись к нему, Иннин увидела, что он смотрит куда-то вниз и успела увидеть на полу тёмное пятно, как будто бы от пролитой красной краски, но в следующий момент Хатори уже погасил светильник, и комната погрузилась в темноту.
— Так, мне кажется, будет лучше, — негромко сказал он. — Да?
Иннин молча подошла к нему ближе.
Он так же молча обнял её и, наклонившись, коснулся губами её губ.
Судорожно вздохнув, Иннин обвила его шею руками и повлекла его в сторону постели.
Когда они оба уже были почти без одежды, она вдруг не выдержала и рассмеялась, тщетно прикрывая рот рукой, чтобы не перебудить весь дом.
— Что?! — опешил Хатори, отрываясь от поцелуев. — Почему ты смеёшься?!
— Не знаю, — вымученно улыбнулась Иннин. — Просто это так странно… В прошлый раз мы занимались этим на каменном полу камеры, а теперь вот — шёлковые простыни.
— Ну, если хочешь, можно всё убрать, включая матрас, — невозмутимо предложил Хатори, уже успевший оправиться от изумления. — И заниматься этим на голых досках.