За некоторое время до этого Нита, благодаря протекции Марик, поступила во дворец — одной из младших прислужниц Императрицы. Иннин, узнав об этом, очень удивилась — сестра, которая никогда не испытывала большой охоты ни к учёбе, ни к другим занятиям, отнимающим много сил, сама попросилась во дворец, да ещё и младшей прислужницей? Но спросить у неё лично так и не выдалось возможности — тайные свидания с Хатори отнимали всё время, остававшееся после исполнения своих обязанностей.

Теперь они увиделись с сестрой в первый раз после того, как та перебралась во дворец.

Нита, увидев Иннин, подозвала её к себе и протянула ей свиток, завязанный алой нитью — точно такой же, на которых писали в этот день свои пожелания и благодарности Богине все остальные.

— Ты снова просишь о том, чтобы, наконец, влюбиться? — не могла не улыбнуться Иннин. — Каждый год у тебя одна и та же просьба — узнать о том, какова любовь…

Но сестра молчала и смотрела себе под ноги.

Тут только Иннин заметила, что она довольно сильно изменилась внешне — похудела и побледнела, круглое личико с пухлыми румяными щеками осунулось, под глазами залегли тени.

— Нет, — Нита попробовала улыбнуться, но получилось у неё плохо. — Эту мою просьбу Богиня уже исполнила.

— Вот как, — ответила Иннин, помолчав, и осторожно продолжила: — Значит, просишь о том, чтобы вы с возлюбленным были счастливы вместе?

Но сестра отрицательно покачала головой.

— Мы вообще не можем быть вместе с ним. Никогда.

Иннин вздрогнула.

Прозвучало это по-детски трагично и отчаянно — первая любовь, непреодолимые трудности… но всё-таки сестру было жалко, хоть она и сама столько добивалась этих страданий.

«Все говорят о том, что любовь — это страдание, — промелькнуло в голове у Иннин. — В таком случае мне повезло. Или это просто моя любовь какая-то неправильная?»

Она подавила нервную усмешку и дотронулась до руки сестры.

— О чём же тогда просишь? Я ведь всё равно буду читать твою молитву, так что так и так узнаю.

Нита подняла на неё глаза, казавшиеся теперь, на фоне похудевшего лица, особенно большими.

— Просто чтобы видеть его, — прошептала она бледными губами. — Хоть иногда. Хоть раз в месяц. Или в год. Этого достаточно. Знаешь, когда этого достаточно, и когда это то, за что ты отдашь всё на свете, включая жизнь, то это и есть любовь. Теперь я знаю это. Видишь, Богиня исполнила мою просьбу…

И она горько улыбнулась.

Иннин ощутила неприятный холодок в груди.

«Ну, любовь бывает разной», — хотела было сказать она и не смогла.

«А что, если это Хатори? — вдруг пришло ей в голову. — Что, если Нита влюблена в Хатори и считает, что не сможет быть вместе с ним, потому что они официально брат и сестра?»

Она отогнала это глупое и безосновательное подозрение, но всё же до конца дня не могла прийти в спокойное состояние.

Едва закончив с церемониями, Иннин бросилась из дворца — к Хатори.

«Это потому, что во мне взыграла ревность, или потому, что я всё-таки хочу его видеть?» — колотилось у неё в голове всю дорогу.

Она пробралась в дом, прокралась по коридору и остановилась перед дверьми в комнату Хайнэ.

Первым, что бросилось в глаза, были огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по разложенной на полу постели, блестевшие золотом в ярком пламени светильников.

В груди у Иннин потеплело.

«Красивый, — подумала он, приложив руку к груди. — Красивый, такой красивый! Так приятно на него любоваться, раздевать его, смотреть на него обнажённого. Он не похож ни на кого. Мне действительно хочется просто видеть его…»

И в то же время другой голос как будто нашёптывал на заднем плане: «И ты бы отдала за это жизнь? Чтобы полюбоваться на него, да ещё и всего раз в год? Такова, по-твоему, любовь?»

Иннин приказала голосу замолчать и перекинулась мыслями на другое: скорее бы. Скорее бы Хайнэ, как обычно, уснул, и Хатори пришёл к ней в комнату. Любоваться им — это хорошо, но сейчас хотелось ещё и дотронуться поскорее, скинуть с него одежду, прижаться к его телу.

Она сделала Хатори знак, и тот обрадовано улыбнулся ей, но даже и не подумал поторопить Хайнэ, а тот, как назло, сначала долго читал, потом писал свои стихи...

Наконец, они погасили свет.

Хатори лёг на свою постель — он всегда сначала дожидался, пока Хайнэ уснёт, и Иннин вдруг подумала, что это злит её. Почему нужно держать всё в таком секрете? Что с того, если Хайнэ узнает?

Она тихонько приоткрыла двери и, пробравшись в комнату, проскользнула к Хатори под одеяло. Тот изумлённо приподнял голову, но Иннин прикрыла ему рот рукой и стала раздеваться.

От внезапной грязноватой мысли — сделать это в нескольких шагах от брата, практически у него на глазах — её вдруг пробрала дрожь с ног до головы.