— Не имею ничего против Нижнего Города, — пожал плечами Астанико. — Но вот против вашего брата…

Лицо его стало раздражённым.

— Зато вы сможете полюбоваться на то, как он пошлёт меня подальше, — грустно усмехнулся Хайнэ. — Разве это зрелище не развлечёт вас?

Астанико сделал вид, что задумался.

Несколько часов спустя они выбрались из экипажа сразу после преодоления заставы на Срединной Стене и пошли пешком — передвигаться в карете по узким и заставленными со всех сторон прилавками, лотками, ящиками и прочим хламом улицам Нижнего Города было совершенно невозможно.

— Вы меня, конечно, простите, Хайнэ, — проговорил Астанико, вглядываясь в толпу людей, которые текли по улицам подобно волнам разноцветного моря. — Но, по-моему, вы собрались искать иголку в стогу сена. У вас есть хоть малейшее представление о том, где он может быть?

Хайнэ молчал и выглядел растерянным.

— Я думаю, что если буду искать его здесь… день за днём, с рассвета и до заката, до тех пор, пока не рухну где-нибудь без сил, то, в конце концов… — пробормотал он.

— Воля ваша, но я на это не подписывался, — заметил Астанико. — Я тут с вами от рассвета и до заката, день за днём и далее по тексту ходить не соглашался.

— Ну, хотя бы сегодняшний день, — попросил Хайнэ. — Может быть, нам повезёт.

Но им не повезло, и, пробродив весь день по кривым и забитым хламом улочкам, они так и не встретили ни Хатори, ни какого-либо человека, который мог бы что-нибудь о нём сказать.

Рыжие волосы, которые казались яркой отличительной чертой, были таковой в среде знати, но не среди немытых простолюдинов, одетых в лохмотья и отличавших высокорожденного человека от бедняка, но не одного аристократа от другого.

На обратном пути Хайнэ был молчалив и смотрел себе под ноги.

— До свидания, — попрощался Астанико, проводив его до дома. — Что вы собираетесь делать завтра?

— То же самое, что и сегодня, — вздохнул Хайнэ.

— Но я с вами больше не поеду, — предупредил Астанико.

— И не надо. Спасибо, что помогли мне сделать первый шаг.

Астанико приподнял брови.

— Полагаете, что первый шаг — это самое трудное, и после того, как он сделан, всё пойдёт как по маслу?

— Вовсе нет, — возразил Хайнэ, усмехнувшись. — Поверьте, я, как никто, знаю, что труден каждый шаг. Что ходить вообще тяжело и очень больно.

— И, тем не менее, не желаете оставаться в постели, — заметил Астанико, устремив взгляд на его заметно напряжённую и дрожавшую руку, которой он опирался на трость.

— Что ж поделаешь, — проговорил Хайнэ с тоской. — Человек создан для того, чтобы ходить, а не лежать в постели. И я, хоть и калека, но человек тоже… По крайней мере, хочу им быть.

Он закрыл глаза.

Астанико снова усмехнулся и, пожав ему свободную руку, покинул дом Санья.

Хайнэ вернулся в свою комнату и принялся стелить постель. С тех пор, как Хатори ушёл, он всё делал сам — не столько даже потому, что, как и раньше, не хотел подпускать к себе других слуг, сколько потому, что дела и сопровождавшая их физическая боль помогали отвлечься от мыслей.

Всё остальное было бесполезно — ни читать книжки, ни писать стихотворения, ни думать об Онхонто он больше не мог.

Расстелив постель, он рухнул на неё лицом вниз и сразу же заснул.

Снился ему Хатори — сон, повторявшийся в разных вариациях на протяжении всех последних дней: он находил его, они мирились, всё снова становилось, как прежде, и чувство неимоверного облегчения затапливало его, как волна…

Поднявшись наутро разбитым и опустошённым, Хайнэ вновь отправился в Нижний Город, на этот раз в сопровождении слуги, которого он, впрочем, оставил ждать в экипаже.

Второй день поисков оказался таким же безрезультатным, как и первый. Совершенно выбившись из сил, Хайнэ под конец рухнул на какие-то пустые ящики, позабыв о своей брезгливости, и в отчаянии устремил взгляд к небу.

Где-то далеко наверху сияли под ярким и холодным зимним солнцем золотые крыши дворцовых павильонов…

«Я обещал, что вернусь к вам тогда, когда стану более достойным, — подумал Хайнэ, впервые за всё это время мысленно обратившись к Онхонто. — А вместо этого видите, что я сделал…»

Губы его горько искривились.

«Я не смогу. — Даже поднять руку теперь было трудно, но он пересилил себя и устало запустил её в волосы. — Я не смогу прийти сюда завтра снова, это действительно выше моих сил. Не моральных, а физических. Вряд ли судьба смилостивится и дарует мне прощение всего лишь за два дня поисков, но что мне делать, если это мой предел? Что?»

Так и не найдя для себя ответа, он вернулся домой.

На третий день он едва смог подняться с постели, и то, что повторение изматывающей прогулки по улицам Нижнего Города будет ему не по силам, стало окончательно ясно.