Он закрыл лицо руками и низко опустил голову.

Нита, тем временем, покинула спальню, и Хайнэ ожидал, что Онхонто последует за ней, но тот вместо этого распахнул двери внутренней комнаты.

Хайнэ, вскрикнув, попытался забиться куда-то в угол, но Онхонто со смехом вытащил его оттуда.

— Чего вы от меня прятаться, Хайнэ? — спросил он, улыбаясь.

Хайнэ дрожал, не поднимая на него глаз.

— Потому что я… не смею вас видеть, — наконец, пробормотал он.

— Почему это?

Хайнэ закрыл глаза, чувствуя, как тяжесть всего, что он сделал, буквально физически пригибает его к земле, заставляя опускать голову всё ниже и ниже.

— Я совершил нечто очень подлое, — с трудом проговорил он. — Такое, что больше не смею ни приходить к вам, ни даже думать о вас. Вы должны выгнать меня отсюда, как паршивую собаку, которой я и являюсь.

Повисло молчание.

— Хотя если моё присутствие может хоть сколько-нибудь развлечь вас, то всё это не имеет ни малейшего значения, — вдруг встрепенулся Хайнэ, вспомнив о своей предыдущей ошибке. — Забудьте об этом, это мои личные проблемы! Забудьте, простите меня…

Он отвернулся, пытаясь сдержать глупые слёзы.

— Хайнэ, — послышался серьёзный голос Онхонто. — А если бы это я сделал что-нибудь очень подлое? Например, убил ни в чём неповинного человека… в припадке ярости. И не говорите, что я не способен этого сделать, вы не можете этого знать наверняка.

Хайнэ замер.

— Так вот, если бы я сделал нечто такое, не заслуживающее прощения, то вы бы перестали меня любить? Я прошу вас подумать и ответить искренне.

Хайнэ попытался это сделать — предположить такую возможность. Сразу несколько голосов заговорили в его голове: начиная с того, который громче всех кричал, что Онхонто на такое неспособен, и заканчивая тем, который рыдая, признавался: да, да, перестал бы, конечно, перестал бы любить за такое злодеяние…

Но когда все эти голоса, устав, замолчали, Хайнэ понял, что настоящий ответ не имеет с ними ничего общего, и что этот ответ не нужно искать, потому что он был известен ему и совершенно неподвластен никакому сомнению с самого начала.

— Нет, — очень тихо сказал он и впервые решился поднять на Онхонто глаза. — Нет, конечно, не перестал бы. Даже если бы вы захотели уничтожить весь мир и стали убивать направо и налево. Я бы даже, наверное… сам подал вам меч. Если бы это принесло вам хоть какое-то облегчение.

— В таком случае я обязательно позвать вас, если у меня появиться желание уничтожить мир. — Онхонто говорил серьёзным голосом, но изумрудно-зелёные глаза сияли от сдерживаемого смеха, и Хайнэ, увидевшего этого, затопила волна безграничного счастья.

Он тоже засмеялся и смеялся до тех пор, пока его не застиг новый вопрос.

«Я ведь действительно сделал бы всё это, — вспыхнуло в его голове. — Значит, веру в Милосердного я бы тоже предал ради него?»

Ответ было неумолимым: да, предал бы. Отбросил бы книгу учения, как ненужный мусор, если бы это хоть чем-то помогло Онхонто.

«Так я предатель, — растерянно подумал Хайнэ. — Чего стоит моя вера?..»

Но сейчас эта мысль, как ни странно, не слишком опечалила его — может быть, потому что Онхонто был рядом, а в его присутствии всё остальное переставало иметь значение.

Оставив прежние сомнения, Хайнэ принялся разглядывать его лицо, стараясь удержать в памяти каждую деталь: он стал улыбаться чаще, взгляд его уже не такой печальный, как раньше — какое счастье! Но вокруг глаз появилось несколько едва заметных морщинок…

— Вы поняли, почему я задать такой вопрос? — спросил Онхонто, взяв его за руку.

— Понял, — прошептал Хайнэ, млея от счастья. — А я-то думал, вы начнёте расспрашивать, что это за подлая вещь, которую я совершил, и действительно ли она такова…

— Разве я иметь право? Просто постарайтесь исправить свою ошибку, если это быть ещё возможно.

— Если это быть ещё возможно, — эхом повторил Хайнэ, и счастье его стало медленно рассеиваться. — Обещаю, что постараюсь исправить — и эту, и все остальные ошибки, которые ещё, несомненно, совершу.

Он тяжело вздохнул.

— Теперь идите, — приказал Онхонто, и у Хайнэ в голове промелькнуло, что он мог бы расстроиться, что его выдворяют так быстро, но почему-то почти не расстроен.

В коридоре он застал Ниту и, подойдя ближе, дотронулся до её плеча.

— Знаешь, — сказал он. — Забудь, что я тебе говорил. Про то, что мечта твоя невозможна, и так далее. Кто знает, как может сложиться жизнь. Ты обязательно должна надеяться на лучшее.

— Мне больно, — выдохнула сестра, обернувшись.