— Именно, — кивнул тот. — Почему нет? По-моему, это хорошая идея.

— Но это невозможно, — растерянно возразила женщина. — Мы не можем поставить на сцене настолько фривольную историю.

— Тогда как же вы можете говорить о том, что хотите идти вразрез с традициями и создать что-то новое? — усмехнулся Хатори, подняв брови.

— Но это будет скандал!

— Зато вы привлечёте к себе всеобщее внимание.

Эти слова не то чтобы убедили всех, но прежняя отрицательная реакция сменилась сомнениями, и Хатори отправился в лавку за книгой Энсенте Халии.

«Ну что ж, пусть это будет мой прощальный подарок тебе, Хайнэ, — подумал он, проведя рукой по тёмно-зелёной обложке с золотыми буквами. — Даже если ты об этом никогда не узнаешь».

— Никто не отважится такое играть, — покачала головой Канса, пролистав книгу.

Но Хатори не собирался так просто сдаваться.

— Тогда я сам это сыграю, — заявил он.

— Ты же говорил, что актёра из тебя не получится!

— Я готов попытаться.

На лице девушки отобразились сомнения.

— Давай это сделаем, — убеждал её Хатори. — Я изображу героя, а ты — героиню. Может, это представление и не будет иметь успеха и даже вызовет всеобщие нападки, но до провинции, куда вы вскоре отправитесь, долетят только слухи о шумихе, связанной с вашим именем, и все будут собираться, чтобы на вас посмотреть.

— Соглашусь только при одном условии, — наконец, сдалась Канса. — Если тебе понравится играть, ты останешься с нами.

— Хорошо.

Тем же вечером Хатори, лёжа в постели, внимательно перечитывал выбранную для постановки повесть — ту самую, которую когда-то дал ему почитать в экипаже Хайнэ.

«По сути, история не представляет собой ничего особенного — это рассказ об эротических похождениях героя, в которого влюбляется каждая встреченная им женщина. Книга выигрывала за счёт детальных описаний постельных сцен, однако в представлении мы не сможем этого сделать, — думал Хатори, закусив губу. — Однако если знать, что герой — на самом деле калека, лишённый возможности спать с женщиной, и все эти оргии — лишь плод его воображения, неутолённое желание, исступлённая мечта, которой не суждено сбыться…»

Он поднялся на ноги и огляделся в поисках чего-нибудь, что бы могло сыграть роль трости. Не найдя ничего подходящего, он бросился в сад и, в конце концов ему повезло — он нашёл под одним из деревьев суковатую палку.

Вернувшись с ней в отведённую ему комнату, он принялся ходить по комнате, согнувшись и волоча за собой правую ногу.

«Хочешь сказать, что я не понимаю тебя, Хайнэ? — думал он, стиснув зубы. — Не в состоянии понять, что ты чувствуешь, о чём мечтаешь? Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь, как я играю твоего героя и понимаю его, может быть, лучше, чем понимаешь ты сам. Ах да, ты же этого не увидишь…»

Он остановился в какой-то растерянности, как будто позабыв, что собирался делать дальше. Несколько минут он так и стоял, и только потом собрался с силами и, преодолев себя, вернулся к мыслям.

«В любом случае, это хороший повод, чтобы окончательно от тебя освободиться. Хайнэ, — усмехнулся Хатори. — Может быть, это единственное, чего я не мог сделать для тебя за все эти годы — понять тебя. Я это сделаю, и после этого мой долг будет уплачен. Хотя разве есть у меня перед тобой какой-то долг? Неважно. Я это сделаю и позабуду о тебе навсегда. Особенности моей странной памяти предоставляют для этого прекрасную возможность… Точнее, представляли бы, если бы я забывал о тебе точно так же, как забываю обо всём остальном. Но, кажется, будет наоборот — под конец жизни абсолютно всё выветрится из моей памяти, кроме твоего лица. Какая забавная неурядица. Хотел бы я знать, почему это так?!»

Он закрыл глаза, и в этот момент в комнату вошла Канса.

— Я услышала странные звуки… — начала она и осеклась, поглядев на палку в его руке. — Что ты делаешь? Зачем тебе это?

— Репетирую, — ответил Хатори. — Ты права, сама по себе повесть вряд ли представит большой интерес, если только мы и на сцене не изобразим оргию. Но я хочу пойти другим путём. Я хочу показать, что все эти сцены — на самом деле плод воображения беспомощного калеки. Он исступлённо мечтает обо всём этом, не понимая, что на самом деле ему это не нужно. Мечтает тем больше, чем меньше у него надежды хоть когда-нибудь это получить. Однако это замкнутый круг. Он не поймёт, что хочет совершенно другого, пока не получит это хоть однажды. Но он не получит этого никогда.

— Плод воображения беспомощного калеки? — ошарашенно повторила Канса. — Спору нет, интересная идея, но… откуда она у тебя?

— Ниоткуда, — сказал Хатори. — Это просто идея, которая пришла мне в голову.

И, вцепившись в свою палку, он вновь принялся ходить по комнате так, как будто на спине у него была тяжёлая каменная плита, а колени ломило от боли.

— А у тебя хорошо получается, — раздался внезапно голос Кансы. — Я никогда не наблюдала за калеками, но сейчас мне кажется, что у них должны быть именно такие походка и выражение лица.