Но Великая Богиня молчала, да и вряд ли она могла захотеть говорить с клятвопреступницей, нарушившей свои обеты.

Утром следующего дня Иннин принесли письмо от Хайнэ, в котором брат просил её приехать.

Поколебавшись, Иннин всё-таки села в экипаж. Она не простила брату слов, которые тот сгоряча сказал ей в последнюю встречу, и решила держаться с ним холодно и отчуждённо.

— Что ты хотел? — спросила она, заходя в комнату.

Хайнэ сидел, съёжившись, в своём кресле.

— Спросить, — пробормотал он, опустив взгляд. — Тебе знакомо имя Ранко Саньи?

Иннин вздрогнула.

— Ну, раз он Санья, то, вероятно, один из наших родственников, — пожала плечами она, ничем не выдавая своих чувств.

— Иннин, я думаю… что он наш отец.

Иннин посмотрела на него расширенными глазами.

— Отец? — переспросила она. — Хайнэ, ты спятил? Что это за бред? У нас есть отец, и зовут его Райко, а не Ранко, ты что, забыл? Или перепутал букву?

Но Хайнэ упрямо мотал головой.

Подозвав Иннин поближе, он рассказал ей о том, что услышал в доме Никевии Фурасаку, а также о том, что стало ему известно от госпожи Илон.

— Она сказала, что я похож на Ранко, — сказал он дрожащим голосом. — И внешне, и по стилю письма.

— Хайнэ, все Санья так или иначе похожи друг на друга! — фыркнула Иннин.

— Он держал меня на руках, когда я только появился на свет!

— И что?

— У него должен был родиться ребёнок. В то самое время, когда родились мы с тобой! Иннин, всё сходится!

И, схватив сестру за руку, Хайнэ представил ей своё последнее и главное доказательство: книгу стихотворений Ранко, открытую в самом конце.

Белоснежные хлопья снега

Станут белыми весенними цветами

В тот день, когда ты впервые увидишь свет.

Я хотел бы подарить тебе целый мир,

И весну, и осень, и солнце, и море.

Но у меня есть лишь перстень,

И три драгоценных камня,

Облечённых холодным золотом, —

Вот печальный удел отцовской любви.

Узнаешь ли ты обо мне когда-нибудь?..

— Я прочитал это позавчера, — взволнованно проговорил Хайнэ. — Посмотри на дату, Иннин!.. Полтора месяца до нашего рождения. И этот перстень. Он у меня есть. Он попал ко мне совершенно случайно, но это то самое кольцо, которое Ранко приготовил для своего ребёнка, на нём выгравированы его инициалы.

И, откинув длинный рукав, он со стыдом протянул Иннин свои искривлённые тоненькие пальцы, на одно из которых было надето кольцо с сапфирами и изумрудами.

Иннин вздрогнула от зрелища и перевела взгляд на раскрытую книгу.

Камни синие, как ясное небо.

Зелёные, как летняя листва.

Цвета, глубокие, как волны моря.

Пусть они будут тебе к лицу, моё дитя.

— Ты бы видела, что было с отцом, когда он увидел это кольцо у меня на пальце! — взволнованно рассказывал Хайнэ. — Он буквально рассвирепел, а потом набросился на маму с упрёками. Он обвинял её в том, что она посмела побывать в доме Ранко, кричал, что не хочет покрывать чужие грехи… Это он-то, которому наплевать абсолютно на всё! Скажи, Иннин, ты никогда не задумывалась, почему мы с тобой настолько безразличны отцу?

— Послушай, Хайнэ, по-моему, ты просто выдаёшь желаемое за действительное, — возразила Иннин, но уже не так уверенно. — Мне кажется, наш отец был безразличен к нам не потому, что он не наш настоящий отец, а просто потому, что он такой человек.

Но Хайнэ, уверившись в своём предположении, не собирался сдаваться.

— А Арне? — воскликнул он. — Какая, по-твоему, опала заставила нас провести двенадцать лет жизни в провинции? Если предположить, что по какой-то причине отношения между нашей матерью и Ранко были невозможны, но они полюбили друг друга и нарушили запрет…

— Какой запрет? — перебила его Иннин. — По какой причине им могло быть не дозволено быть вместе? В голову приходит только один вариант — если они являлись единокровными братом и сестрой. Но это невозможно!